Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 2

— Брось, Джек. Блекуэлл слишком популярен. Он выдвинут кандидатом, а рабочие округа Фицрой всегда будут голосовать за лейбориста, даже если кандидатом от них будет сам дьявол.

— Нет, Блекуэлл провалится, если мы сумеем доказать, что он коммунист. Тогда мы заставим лейбористов снять его кандидатуру и выдвинуть другого кандидата.

Решение об исключении коммунистов из лейбористской партии, недавно принятое на ежегодной конференции, дало в руки Уэста сильное оружие. Он хотел устранить Блекуэлла. Того же добивался и архиепископ Мэлон. Сообщив архиепископу о том, что ему не удалось предотвратить выдвижение кандидатуры Блекуэлла, Джон Уэст сказал, что у него есть план, который еще может поправить дело. Архиепископу план понравился. Понравился он и Ренфри: — Вот это здорово, Джек. Как бы нам это устроить?

— Еще точно не знаю. Может быть, заставить кого-нибудь из красных заявить, что Блекуэлл тайно состоит в компартии? Кстати, вероятно, так оно и есть. У красных туго с деньгами, и их можно купить, как и всех других. Ты сумел бы это сделать?

Ренфри выпятил грудь и немилосердно задымил большущей сигарой. — Попробую. Этот Джим Мортон, говорят, неплохой парень, хоть он и красный. Беден, как церковная мышь. Его можно уломать. Я поговорю с ним, если хочешь.

— Валяй, только будь осторожен. Не верю я этим коммунистам. На случай если наш план не удастся, мы выставим против Блекуэлла независимого лейбористского кандидата. А ты уговори этого Мортона заявить, что Блекуэлл коммунист, номер билета такой-то… ну там еще кое-какие подробности, чтобы все поверили. Я заплачу Мортону, окажем, пятьдесят фунтов. Но сначала ты все же попробуй предложить ему меньше. Я не хочу, чтобы слишком много моих денег перешло в карманы красных.

Проводив Ренфри, Джон Уэст отправился спать. Он разделся, положил револьвер под подушку и лег. Почти час он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шелесту ветерка в вершинах сосен, и размышлял о своем разговоре с Марджори. Снизу доносились звуки музыки, гул голосов, временами смех.

Немного погодя в соседнюю комнату вошла Нелли. Джон слышал, как она разговаривала с Ксавье, с этим сыном каменщика, с этим приблудным мальчишкой, которого она любит больше, чем своих законных детей, детей Джона Уэста. Как нехорошо у них в доме! Временами он тосковал по любви Нелли, по ее дружескому участию, но всячески подавлял в себе это чувство. Нелли разрушила его семейный очаг и должна нести наказание. Он будет справедлив, но прежде всего должен проявить твердость характера. Он не допустит, чтобы его семья распалась, он будет направлять ее, руководить ими всеми, кроме этого ребенка, — за него он не отвечает. Его совесть чиста, он кормит его, поит, дает образование. Ни на что больше этот мальчишка, как и Нелли, не может претендовать. Он более чем справедлив. Но с Марджори дело обстоит сложнее. Глупая девочка хочет пожертвовать своей карьерой ради какого-то хлыща, да еще хуже того — немца. Ну что же, ему только придется образумить ее, вот и все.

Так размышлял Джон Уэст, пока не задремал. Сегодня он лег поздно. Обычно он укладывался в десять, кроме субботних вечеров, когда бывал на стадионе.

Он уже засыпал, когда снизу, видимо с веранды, донеслись приглушенные голоса. Он приподнялся и стал слушать. Шептались два голоса, мужской и женский. Это, конечно, Марджори и ее немец. Этого еще не хватало — спать не дают! Он напряг слух, но не мог разобрать, о чем они говорили. Марджори как будто плакала, а немец старался утешить ее.

Он поднялся с постели, босиком на цыпочках подошел к балкону и стал слушать.

— Пауль, ведь ты любишь меня? Ты не допустишь, чтобы это разлучило нас, ведь правда же, Пауль?

Голос Марджори, взволнованный и страстный, теперь был отчетливо слышен. Он не разобрал, что ответил Андреас, но до него все еще доносился плач Марджори. Затем раздался звук поцелуя и шепот: «О Пауль, Пауль, дорогой, я люблю тебя. Не покидай меня, Пауль».

Внезапно острая ненависть к Паулю Андреасу пронизала все существо Джона Уэста. Этот немец играет любовью его дочери, он губит ее карьеру лишь потому, что хочет завладеть его деньгами. Пока я жив, этому не бывать, немецкий выродок!

Джон Уэст слышал их тяжелое дыхание и вздохи. Обнимаются и целуются там в темноте под беззвездным небом. Гнев и ревность разгорались в Джоне Уэсте. Впервые он подумал о том, что его дочери выросли, что они могут любить и быть любимыми.

Его голос неожиданно разорвал тишину: — Марджори, иди спать! Ты что — хочешь поднять весь дом?