Алексей Скрипников-Дардаки - Комната мести

Дальше понеслось, как по накатанной. Павел прибивал гвоздями к полу калоши старенького преподавателя по литургике, которые тот оставлял перед входом в классную комнату, вымазывал вареньем лекционную кафедру, в «Протопетроле» опубликовал фельетон, назвав в нем проректора отца Нафанаила «наваняилом». Один раз, поучаствовав в позорном, унизительном отъеме денег у беззащитного мальчишки-первокурсника, Павел решил покаяться. Он бросил пить, хулиганить и дал обет Богу стать монахом. Однако Павел не собирался отказываться от главной своей страсти — мыслить свободно, и огреб ворох неприятностей, которые не заставили себя долго ждать. Он помнил, как семинаристом дрожал у двери ректорского кабинета, куда его вызвали, чтобы дать взбучку за сочинение по литургике, в котором Павел похвалил «стойкость русского старообрядчества». Еще были двери митрополичьих покоев, за которыми он, тогда уже иеромонах Сергий, получал «отеческие оплеухи» по причине гордого норова, эмоциональной несдержанности, богословского вольнодумства и за то, что рядом с именем настоятеля монастыря в одной из бумаг написал слово «дурак».

В девятьсот девятом ему дали послушание курировать пенитенциарные заведения, а попросту отпевать покойников в военных и пересыльных тюрьмах московского округа. То, что испытал Сергий, не подлежало описанию: пауки, мокрицы, разлагающиеся трупы числом до ста. Тиф не жалел ни заключенных, ни надзирателей. Хоронили прямо в кандалах и наручниках: конвойные не желали сбивать оковы, боялись заразы. Сергий заявил, что отпевать покойников в кандалах не будет, но его не желали слушать. Тогда он взял молоток и зубило сам. Однажды его вызвали уголовные и заявили, что помощник начальника тюрьмы Горемычкин и старший надзиратель Бутенко предлагали им, ради забавы, учинить насилие над женщинами — политическими заключенными. Отец Сергий стал на защиту политических, и опять были двери консисторских кабинетов, и опять он получал «тумаки» за «своенравие», «политическую неграмотность» и «ревность не по разуму».

Один случай особенно сильно выбил его из колеи. Отец Сергий должен был исповедовать двенадцатилетнего гимназиста Сеню Морозова, «вовлеченного в революционный поток». Суд приговорил мальчика к повешенью. Дрожащими руками, не в силах сдержать слез, Сергий причастил его святых тайн и дал поцеловать крест. Через силу мальчик пытался изобразить на своем веснушчатом бледном лице улыбку, он просил передать матери, что гибнет по молодости и неопытности. Перед самой казнью ребенок лишился чувств, и петлю надели на обморочного. Сергий был бессилен перед системой, он рвал и метал, колотился головой о тюремные стены, но ничем, абсолютно ничем не мог помочь. Раздирая ногтями лицо в кровь, он молил Господа о чуде, но чуда, увы, не произошло.

Тогда он сел и написал письмо восьмидесятилетнему графу Льву Толстому, в котором выразил всю накопившуюся за годы служения в тюрьме боль. Ответное письмо графа напоминало вопль подорвавшегося на бомбе. Он писал в нем, что мечтает, как о недосягаемом блаженстве, чтоб вокруг его шеи «захлестнулась мыльная веревка, лишь бы не жить в этой стране, не читать про казни, не слыхать о добровольных палачах, этом новом институте, характеризующем эпоху разложения нравов в России двадцатого века». Ни одна газета не хотела публиковать послание мятежного, «выжившего из ума» старика, даже за публикацию выдержек власти угрожали трехтысячерублевым штрафом и санкциями. Отец Сергий не испугался, он переписал письмо много раз и разнес его по тюрьмам. Тогда его чуть не низвергли из сана, он попал под годичный запрет и был лишен монашеской мантии.

Потом через много лет опять были двери духовной консистории, на суд которой он, тогда уже архимандрит, ученый духовник и любимец светского Петербурга, принес рукопись своего новейшего перевода и толкования Нового Завета, над которой корпел 15 лет. В его жизни были даже роскошные двери кабинета Победоносцева. Зло сверкнув золотым пенсне из глубины своего святилища, украшенного задрапированным красным бархатом портретом государя-императора во весь рост, обер-прокурор синода велел архимандриту Сергию под страхом церковного наказания написать опровержение на статью «В пользу социалистического христианства», которую Сергий опубликовал в «Вестнике Европы», понадеявшись на покровительство Семена Франка, которому после лекции «Философские предпосылки деспотизма», прочитанной в пользу голодающих в 1907 году, он аплодировал, стоя.