Лена Элтанг - Каменные клены

Я поднялась на седьмой этаж и нашла их рабочую комнату, в лифте я надела лохматый каштановый парик — не смейся, тетя Джейн, у меня был только такой, мне же нужно было выглядеть старше!

Потом я повязала на голову старый розовый платок — голова под ним выглядела полной дешевых папильоток — и зашла к ним, не снимая темных очков. Я говорила с протяжным акцентом, смахивающим на кокни, так говорит наша грозная хозяйка, мисс Хобарт, ее голос похож на крик австралийской цапли, его слышно еще из холла, а еще она говорит brekkie вместо breakfast , я тебе про нее писала, помнишь?

Так вот, они пили там чай — две девушки-письмоводительницы и молодой одутловатый парень с толстой голубой жилой на лбу, парня звали мистер Уайтхарт, и выговор у него был еще почище, чем тот, который я изображала.

Они посмотрели на меня с интересом и дружно поставили чашки на стол, видно, решили, что я пришла учиться вождению. Но я сделала каменное лицо, села без приглашения, положила на стол визитную карточку мисс Хобарт, прихваченную из шкафчика консьержки, и сказала, что мне нужны сведения о моем жильце и нужны немедленно, так как у меня появились сомнения.

Признаюсь тебе, в этот момент я испытала гадкое удовольствие. Я как будто подглядывала в замочную скважину, я трогала его стол, смотрела на его рабочий экран с мерцающей картой Лондона, разговаривала с его друзьями — я тогда еще не знала, что в «Клапам драйв велл» у Луэллина не было друзей.

Я торопилась узнать о нем нечто захватывающее, способное дать мне ключ к этому неприступному человеку, похожему на китайский ящик с секретом, или хотя бы указать потайную кнопку, утопленную в черном лаке.

И я, черт возьми, узнала. Впору самой утопиться.

Ох, тетя, пришел мистер Р., и мне придется спуститься с ним в подвал, в ненавистную Картотеку. Запечатываю, целую и отправляю.

Есть трава золотуха, листиками маленька в пядь, на одном корени волотей по десети, а сама, что золотом перевита от корени… Добра от порчи или в котором человеке диавол, то запретит, поможет Бог.

Вот Честертон писал, что холмы Англии выражают лучшее, что есть в Англии, ибо они могучи и мягки. Там также упоминается ломовая лошадь и крепкий бук.

Если бы Сашу спросили, что выражают холмы Уэльса, она бы сказала, что холмы похожи на маму, они невеселые, уступчивые и всегда как будто в дымке — не разберешь, овцы там сгрудились под деревом на вершине, или расцвел белый куст рододендрона.

Значит, холмы Уэльса наполовину русские, мамина алая кровь струится в их меловых и кремниевых венах. Выходя из земли на склонах холмов Диаллт, пробираясь через болота Денби, обогнув осторожно честерские шахты, она впадает в Ирландское море цвета темного пива и теряет свой собственный цвет, растворившись в нем, как мама растворилась в моей ослабевшей памяти.

А что же здесь напоминает тебе отца? спросили бы Сашу.

Свет, сказала бы она. Желтоватый и прозрачный, будто канифоль.

Смолистый свет, заполняющий долины, когда на западе собираются дождевые тучи, а полые холмы становятся чернильными и рваными, будто нарисованными на волокнистой оберточной бумаге. В такой бумаге в колониальной лавке продавали колотый сахар, когда Саше было года четыре, — сахар поблескивал синим и плохо распускался в чае.

От отца остался только свет, но не тот бледный, движущийся огоньками на болотах, что здесь называют овечками мертвецов , а прямой, льющийся из окна в крыше плотницкого сарая, горячий, полный древесной пыли — чтобы увидеть его, нужно зайти в папину мастерскую, лечь лицом в груду свежей стружки, зажмуриться и замереть.

Пусть будет больно собаке, зайцу и почтальону, а у Александры боль пусть пройдет, говорил отец, дуя на ушибленный палец, и Саша всегда думала о почтальонах, которые, если верить одному местному поэту, [140] …если верить одному местному поэту — имеется в виду Дилан Томас, в рассказе которого описаны рождественские почтальоны: «… с моросящими глазами и с вишенкой вместо носа… они любили ходьбу и собак, и Рождество, и снег» (Пер. Е. Суриц). любят ходьбу, собак и Рождество, — они молотят в дверь синими костяшками, и сопят, и пыхтят, и выдувают в прихожей призраков, переминаясь с ноги на ногу, будто маленькие мальчики, когда им надо по-маленькому.

Есть трава варах, а ростет в стрелу, как деветисил. Возьми окуня три из реки и губы у них подрежь, и спусти в ту же воду живых, и губы утога тою травою — и то будет.