Зэди Смит - Белые зубы

Это очень выразительное объятие было сделано напоказ и явно предназначалось для Миллата. Все время, пока Маркус обнимал жену, она смотрела на Миллата светло-голубыми глазами.

— Этого-то и хочет каждая женщина, — громким театральным шепотом сказала Джойс Айри так, будто знала ее пять лет, а не пять минут, как было на самом деле. — Такого человека, как Маркус, в роли мужа. Конечно, приятно поразвлечься со всякими безответственными типами, но из них никогда не выйдет хороших отцов.

Джошуа покраснел.

— Джойс, хватит. Она только пришла, дай ей хоть чаю спокойно попить!

Джойс изобразила удивление:

— Ты что, застеснялась, да? Прости уж Матушку Чалфен, она у вас такая безмозглая старушка.

Но Айри не застеснялась. Она была в восторге, за эти пять минут Чалфены ее совершенно очаровали. В доме Джонсов никто не отпускал шуток по поводу Дарвина, никто не говорил о себе «безмозглая старушка», никто не предлагал несколько видов чая на выбор. В доме Джонсов было не принято, чтобы дети и родители так свободно разговаривали, как будто связь между этими племенами не была замутнена помехами, будто на ее пути не стояла история.

Джойс, высвободившись из объятий Маркуса, села за круглый стол и пригласила садиться всех остальных.

— Вы выглядите очень экзотично. Откуда вы, если не секрет?

— Из Уиллздена, — хором ответили Миллат и Айри.

— Это понятно, а изначально откуда?

— Ах, вы об этом, — отозвался Миллат, изображая акцент «я-вас-не-понимайт», как он его называл. — Вы хотите узнать, откуда я изначально.

— Ну да, изначально , — озадаченно повторила Джойс.

— Из Уайтчепела, — сказал Миллат, доставая сигарету. — Ехать на 207-м автобусе и выйти возле Королевской лондонской больницы.

Чалфены, бродившие по кухне, — Маркус, Джош, Бенджамин и Джек — громко рассмеялись. Джойс тоже неуверенно похихикала.

— Потише вы, — пригрозил Миллат. — Я не сказал ничего смешного.

Но Чалфены не успокоились. Шутки Чалфенов были либо глупыми, либо математическими: Что сказал ноль восьмерке? — Классный у тебя ремень.

— Ты собираешься курить прямо здесь? — вдруг обеспокоенно спросила Джойс, когда смех затих. — Прямо здесь? Мы не любим запах сигарет. Нам нравится только запах немецкого трубочного табака. И курим мы в комнате Маркуса, потому что Оскар не переносит дым. Правда, Оскар?

— Нет, — ответил Оскар — самый младший, похожий на ангелочка, ребенок, в данный момент занятый постройкой огромного города из «Лего». — Мне все равно.

— Он не любит дым, — повторила Джойс театральным шепотом. — Просто терпеть не может.

— Я… пойду… покурю… в саду, — медленно проговорил Миллат таким тоном, каким разговаривают с душевнобольными и иностранцами. — Скоро… вернусь.

Как только Миллат вышел, а Маркус разлил всем чай, Джойс помолодела на глазах, будто годы слетели с нее, как шелуха. Она перегнулась через стол и, словно школьница, защебетала:

— С ума сойти, он такой красивый. Вылитый Омар Шариф тридцать лет назад. Изящный римский нос… Вы с ним… встречаетесь?

— Оставь ты ее в покое, — посоветовал Маркус. — Она все равно тебе не скажет.

— Нет, — ответила Айри, понимая, что этим людям она готова все-все рассказать. — Не встречаемся.

— И кстати, родители, наверно, ему уже кого-нибудь подобрали? Директор сказал, что он мусульманин. Повезло, что не родился девочкой. Просто уму непостижимо, что они делают с девочками. Маркус, помнишь, что писали в «Таймс»?

Маркус рылся в холодильнике в поисках тарелки со вчерашней картошкой.

— Угу, помню. Непостижимо.

— Но знаешь, сколько я видела мусульманских детей, все они были совсем другие. Я много хожу по школам, рассказываю о садоводстве, работаю с детьми разного возраста. И мусульманские детки всегда такие молчаливые, запуганные. Но Миллат! Совсем другой. Такой… классный! Но такие мальчики смотрят только на высоких блондинок. На других эти красавцы даже не глядят. Представляю, каково тебе… Я в твоем возрасте тоже любила хулиганов, но уж поверь мне, со временем понимаешь, что в опасности на самом деле нет ничего привлекательного. Тебе будет гораздо лучше с таким, как Джошуа.

— Мам!

— Он всю неделю только о тебе и говорил.

— Ну мама!

Джойс встретила его возмущение легкой улыбкой.

— Может быть, я с вами слишком откровенна. Не знаю… Мы в ваши годы были решительнее, приходилось быть решительнее, если хочешь удачно выйти замуж. Тогда в университете на двести девчонок было две тысячи юношей! Они боролись за девушек… Но если ты умная и красивая, ты можешь ломаться до тех пор, пока не выберешь то, что хочешь.