Антон Соя - Джаз-Банда

Музыканты, взбодрившись, заиграли веселый мотивчик, телевизионщики резво включили свои камеры, а проходящие мимо бабульки, глядя на веселые похороны, изумленно крестились и причитали.

Процессия продолжила свой ход, но уже несколько иначе, и никто из присутствующих не сказал ни одного бранного слова музыкантам и Пастуху про их неподобающее поведение. Даже справедливый Батя скривил свой породистый рот в полуулыбке и слегка прищелкивал пальцами. Дуська радостно взвизгнула пару раз, услышав наконец знакомые мотивы, и даже хотела побежать к своему ненаглядному хозяину, но Алиса резко дернула поводок, будто на другом конце шествовала не свинья, а здоровенная овчарка на службе. Через пару композиций процессия приблизилась к скоплению освещенных ярким солнцем рекламных щитов, на одном из которых, самом большом и мокром от еще не высохших капель дождя, разноцветными буквами анонсировалось:

Джаз вернулся!

10 сентября в СК «Олимпийский»

«Веселая бригада». Солистка — А. Дулина.

Вход свободный

Из уличных репродукторов непрерывно доносился хит «Веселой бригады», а на счастливом лице Пастуха блестели то ли слезы, то ли остатки недавнего дождя.

Во Дворце спорта «Олимпийский» проходили последние приготовления к вечернему шоу. Оркестр отстраивался на сцене, по коридорам бегали работники с полотенцами, водой, едой и алкоголем. Среди прочих устроителей здесь вертелись знакомые нам Тонкий и Толстый, естественно вписавшиеся в организацию великого музыкального события.

— Я что-то так волнуюсь, — гнусавил Тонкий, прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони. — По-моему, все это — грандиозная афера.

На сей раз Тонкий был одет в блестящий фиолетовый костюм и лакированные туфли. На его голове значилась необъяснимая прическа, вся насквозь пропитанная блестками, а из-под пиджака еще более ярким пятном свисал желтый галстук.

— Да чего волноваться-то, дорогой ты мой? — радостно булькал Толстый, в традиционно черном смокинге и белой накрахмаленной рубахе. — Деньги нам уже заплатили, билетов нет и не было. Хотя знаешь, что я слышал? Кто-то пытался продавать на входе. Народу, к слову, пришла туча. Идеальный концерт!

— А вдруг они облажаются? — не унимался потевший от волнения Тонкий.

— Кто? Пастух? Да ты в своем уме? Никогда, он же — кремень!

«Кремень» Пастух со своей бандой сидел в гримерке. Он смотрел в зеркало, но от нервного тика не мог сфокусировать взгляд сам на себе, предконцертный мандраж сотрясал его от головы до пят. Перед ним стояли многочисленные косметические препараты, которые он активно игнорировал, батарея бутылок с различной выпивкой, какая-то еда, фрукты, несколько писем и открыток, но от этого легче ему не становилось.

Он то и дело поправлял свою бабочку, находил какую-нибудь ворсинку на пиджаке или брюках. Рядом с ним безмятежно развалилась Дуська, периодически тыкая Пастуха своим розовым мокрым пятачком в ногу. Пастух слышал, как кто-то бегает по коридору, слышал, как кричит толпа, слышал каждый звук настраиваемого инструмента. Он захотел налить себе виски, но с трудом открыл бутылку, а потом, наливая алкоголь в стакан, все пролил мимо, выматерился как следует и, громко поставив бутылку на место, продолжил смотреть в самую глубину зеркала. Было непонятно, что беспокоит его сильнее: грядущий концерт, тысячи людей, которые пришли сюда, оркестр или то, что скоро они все вернутся домой, в родной Южноморск. Или та ночь, та жаркая беленджикская ночь, которая до сих пор оставалась для него загадкой. Все эти мысли наперебой одолевали Пастуха, не давая сосредоточиться ни на одной. Он хватался за кусочки то одного, то другого, то третьего воспоминания и ничего не мог расставить по своим местам; картинка его жизни, эта мозаика, никак не складывалась в единое изображение. И от этого Пастух сердился, нервничал, пугался и не мог сказать ни слова своим парням, заботливо толкущимся рядом с шефом в просторной комнате с персиковыми стенами, на которые, к слову, по заказу Кости Пастуха повесили такие же картины, как и в его домашней, уютной и такой любимой спальне в Южноморске.

— Костя, да не дергайся ты так, я тебя прошу. Подумаешь, «Олимпийский». Представь, что это обычный субботний концерт. Выпей коня грамм сто, расслабься. Или, может, курнуть хочешь? — Саныч перевел вопросительный взгляд с шефа на толстого друга.