Мариэтта Роз - Девочка из Пентагона

— Тебе чего? — рявкнула она, увидев меня.

— Я из второго «Б», у нас собрание…

— А. — Фашистка зыркнула на Кеху. — Тебе повезло, Кислицкая! С директором будешь без меня разговаривать.

В классе фашистка начала устраиваться за первой партой. Все с любопытством на неё уставились, гадали: втиснется или всё-таки нет?

— Надежда Пантелеевна, садись за мой стол! — попыталась прийти ей на выучку Людмила Михайловна.

— Ничего! — пропыхтела фашистка, упершись массивными руками в столешницу. — Я буду с народом.

«Народ» ждал, затаив дыхание! Но парта выдержала.

Можно начинать.

К доске выскочил Колька и торжественно объявил, что сегодня мы обсуждаем Вовку и Ромку. Как будто никто этого не знает, и все просто так сидят в душном классе! А ведь на улице такая погода! Сейчас бы гулять…

— Левадная, не отвлекайся! — прикрикнула на меня Людмила Михайловна. — Неужели тебе безразлична судьба твоих товарищей?

Я посмотрела на товарищей — они стояли у доски и, не зная, чем себя занять, пялились по сторонам. До Ромки — мне было как-то все равно, а вот Вовка моим другом быть не перестанет, чего бы вы сейчас не нарешали. Но я промолчала.

— Кто начнет? — спросил Колька и тут же начал сам.

Он обстоятельно рассказал о каждом из двух кандидатов — про недостатки, достоинства, об учебе, общественной жизни. Толково так рассказал, как на настоящем взрослом собрании (я по телевизору видела). Машка кивала, её тонкие косички подпрыгивали на спине.

— Хорошо, — вдруг оборвала Кольку фашистка. — А теперь нужно решить: достойны ли ваши товарищи быть пионерами. Как я поняла, вот этот мальчик, — фашистка ткнула сосисочным пальцем в Вовку, — занимается плаванием, а этот? В какой кружок ты ходишь?

— Ни в какой, — признался Ромка.

— Вооот! — Сосисочный палец уткнулся в потолок. — А почему?

— Я ходил раньше в художественный кружок во Дворце пионеров, но руководительница ушла в декрет…

— Да, с кадрами у нас дефицит, но ты мог записаться в другой кружок. Например, на художественную резьбу или…

«Кройки и шитья», — шепнул кто-то, и весь класс фыркнул.

— Пионер должен бороться с трудностями и проявлять сознательность…

«Тоже мне трудность! — подумала я. — Вот когда Ромка один за всех стенгазету делает, так ничего…»

А за окном погода манила. Я подумала, что каникулы ещё не скоро, что Юрка последнее время какой-то грустный, и вообще на чердаке все о чем-то шепчутся, а мне не говорят. Наверное, Кеху надо спросить — она мне точно скажет. Или Лёньку. Ирка не скажет, она вредная, сожмет губы и процедит: «Мала ещё!»

Наконец, Колька объявил голосование. За Ромку и за Вовку все проголосовали единогласно «за». Вот почему нельзя было сразу проголосовать?

У ворот школы первого сентября всегда толкается куча разного народа. Одни встречают детей, другие провожают. Нас никто не встречал — мы уже взрослые. Поэтому на толпу я не обратила совершенно никакого внимания! Но тут меня окликнули.

Я в изумлении оглянулась. Никого из знакомых. Только один молодой высокий парень смотрит на меня и почему-то улыбается. Улыбается знакомой Юркиной улыбкой. Я прищурилась. Нет, этого парня я не знала! Коротко стриженный, одетый в потрепанные штаны, футболку, за спиной рюкзак.

— Не узнала, да? — Парень рассмеялся Юркиным смехом.

И тут я его узнала!

— Ой! — Я прикрыла рот ладошкой. — А ты чего с собой сделал-то?

— Да так. — Он провел ладонью по макушке, словно сам не веря, что у него теперь такие короткие волосы.

Ребята — Машка, Вовка, Толик, Сашка и ещё один Сашка — деликатно отошли в сторону.

— Я в армию ухожу, — сказал Юрка.

— Уходишь?

Он кивнул.

— Вот пришел с тобой попрощаться.

— А как же институт?

— Видишь ли, Жека… — Юрка помялся немного. — Меня отчислили.

— Отчислили? За что!

— Из-за Булгакова.

— Подрался, да?

Юрка вздохнул, улыбнулся совершенно незнакомо: горько, немножечко зло, — и ответил:

— Почти.

Он тут же суетно полез в рюкзак, достал старую, немного потрепанную книжку, «Три толстяка» [6] Автор Ю. Олеша. .

— Это тебе. На память. Я её очень любил в детстве.

— Спасибо.

Я взяла книжку, прижала её к груди.

— Ты, Жека, только не плачь. Хорошо?

Я кивнула: не буду. Хотя так хотелось! Он обнял меня.

— Ну, пока, Жека.

— Пока.

И Юрка ушел.

Шло время.

На чердак я больше не ходила. Без Юрки стало там не интересно, да и вообще всё пошло как-то не так! Еженедельные собрания навевали то тоску, то стыд. Единственным развлечением было наблюдать, как фашистка усердно втискивается за школьную парту. И то быстро приелось. На собраниях все занимались чем угодно, но только не участвовали в обсуждении.