Михаил Липскеров - Черный квадрат

И вот у меня был такой приятель, дружочек мой по эстраде и комсомольской деятельности в этой самой эстраде. Звали его Володей Владимировичем. По прозвищу Караганда. Не могу не рассказать его историю, не имеющую к настоящей никакого отношения, но весьма примечательную для обрисовки тогдашних нравов. Физиологический очерк, некоторым образом.

Свою артистическую карьеру Володя Владимирович начинал жонглером. До поры до времени. Пока не получил прозвище Караганда.

Однажды, улетая с гастролей в Ереване на гастроли в Тюмень, он каким-то образом проснулся на перроне вокзала какого-то города. Я думаю, нет нужды говорить, что он находился в нетрезвом состоянии. Так как отвращение к алкоголю, вызванное лекарством апоморфин, к этому времени уже преодолел. Так что он был нетрезв. Известен только один случай в истории эстрады, когда артист перелетал из одного города в другой по трезвости. И то в цинковом гробу. Так что будущий Караганда был абсолютно нетрезв. Так вот, обнаружив себя на перроне железнодорожного вокзала, хотя летел самолетом, он как бы невзначай поинтересовался у проезжавшего на осле аборигена, где они все находятся: Володя Владимирович, осел и абориген. Абориген ответил, что все трое находятся в Караганде, Володя Владимирович к шутке оказался не готов, поэтому звезданул ослу между глаз. Осел, не ожидавший такой подлянки, рухнул, подмяв аборигена. За аборигена (или осла) вступился какой-то мент аборигенской национальности. Дав дубинкой Володе Владимировичу промеж рогов. Так начался малоизвестный межнациональный погром 1964 года. Но! Оказывается, абориген не шутил, и все трое действительно находились в Караганде. Ученые до сих пор спорят, как можно, перелетая из Еревана в Тюмень, оказаться на железнодорожном вокзале Караганды. К единому мнению пришли не очень, решив, что это неизвестный доселе розыгрыш Никиты Владимировича Богословского. Но Володю Владимировича с тех пор прозвали Карагандой. Даже в афишах печатали: ВЛАДИМИР КАРАГАНДА! ЧЕЛОВЕК! МОЗГ! РАДИО!

Но только из-за этого переименовывать человека из Володи Владимировича в Караганду было бы незаслуженно. За ничем не объяснимое время пребывания в Караганде Володя Владимирович, помимо удара осла в лоб, совершил еще одну акцию, которая задержала его в Караганде на три незапланированных года. Неординарность ситуации состояла в том, что Володя Владимирович являлся незаконным плодом любви американского негра-гастарбайтера тридцатых годов и буфетчицы ресторана «Советский» и имел цвет лица, нетрадиционный для ошивающихся на железнодорожном вокзале жителей города Караганда. К нему подошли два аборигена специфической профессии и поинтересовались, какого х...я негр делает в Караганде. Негр на ломаном русском языке сообщил, что он принц Нородом Сианук, путешествующий по России инкогнито. И что в данный момент он ожидает помощи в доставке его в аэропорт и дальнейшей переправке в город Тюмень. Специфические лица всполошились и на всякий случай переправили его в карагандинский аэропорт. Накормили-напоили и купили билет на рейс до Тюмени. Но тем не менее запросили вышестоящие органы на предмет путешествия инкогнито по карагандинской зоне ответственности специфических органов принца Нородома Сианука. И пока винтики вертелись, пока осуществлялась связь с соответствующими органами в Москве, обнаглевший чернокожий молодчик шастал по карагандинскому аэропорту и фигурально дергал за яйца местную гебню, фотографируя при помощи спичечного коробка различные никому не нужные летательные аппараты. Шутил так, подлюга. Его на всякий случай повязали, но, не обнаружив в его действиях криминала, уже готовы были отпустить и посадить на самолет Ту-104 рейсом Караганда–Тюмень. И тут подоспело сообщение, что накормленный и напоенный за счет управления специфических органов негр вовсе не принц Нородом Сианук, а простой эстрадный черножопый артист. Короче говоря, через полчаса Володя Владимирович уже был осужден за злостное хулиганство на три года. По истечении которых вернулся в Москву с заработанными двадцатью рублями и способностью угадывать все, что можно угадывать, приобретенной после удара головой о железную дорогу Караганда–Ош.

Он, бывший жонглер, без всякой посторонней помощи угадывал нехитрые мысли зрителей концертов и публично их обнародовал, доставляя зрительскому контингенту неописуемую радость. И действительно, кого не порадует сообщение, что зритель в шестом ряду питает нежные чувства к стоящей в оцеплении кобыле по имени Гюзель. А два интеллектуальных пацана в ложе терзаются мыслью, как одновременно сдать экзамен по политэкономии в универе и гробануть инкассаторскую машину у ювелирки «Алмаз» на углу улиц Шарапова и Жеглова. Ибо оба-два эти мероприятия паскудно совпадают по времени. И прочие мелкие откровения, типа заначенной полусотни, плана подземного метро от Алма-Аты до Байконура и маленькой свастики, вытатуированной на внутренней стороне бедра младшей дочери второго секретаря обкома ее двоюродным дядей, старым козлом из потомственных басмачей. Так что, когда Караганда выдавал эти откровения почтеннейшей публике, часть ее была до чрезвычайности довольна, а часть, обратно напротив, нет и мордобоила его либо по окончании представления, либо не дождавшись оного.