Эдгар Вулгаков - Течение времени

– Я вам сочувствую, холодно, но я горячая, грейтесь.

Алеша обхватывал ее сначала двумя руками, прижимая к себе на пару минут, а затем левой рукой, залезая под шубу и дальше под кофту, через которое проходило тепло мягкого живота. Бухгалтерша в начале поездки Алешиной руки вроде и не замечала, а потом вдруг начинала страстно шептать ему в ухо:

– Ах, какой вы хулиган, а еще с высшим образованием! Я вам разрешила совсем немножко, а вы? Вы на моем животе отогреваете руки? – Или: – А почему вы всегда возвращаетесь домой? Между прочим, у меня есть вторая совершенно свободная комната. – И тут же: – А можно, я буду звать вас Алеша? Вы знаете, я совершенно одинокая женщина с разбитым в юности сердцем. Ну пусть это будет между нами. Это будет наша тайна, я вам верю. И потом, не называйте меня бухгалтрисой. Зовите меня Леночкой, без отчества, я разрешаю.

– Дорогая бухгалтриса, не лишайте меня удовольствия к вам обращаться именно так. Это так романтично, по-испански-португальски. И пусть такое обращение будет нашей маленькой тайной – вслух никогда, никому, если только под дулом пистолета. Даже под дулом пистолета не скажу – желание женщины превыше всего! Если только жене – у меня от нее секретов нет. И опять же кроме нас, то есть меня и жены, эта тайна никому не будет известна. Под тем же дулом пистолета я не могу назвать вас, дорогая бухгалтриса, Леночкой, поскольку мою единственную и дорогую жену зовут Ле-ноч-кой. Вы слышите, как оно звучит, это имя – совсем не так, как ваше. И хотя оно и звучит по-иному, тем не менее даже же под дулом пистолета Леночкой я называть вас не могу. Это все равно что смешать божий дар с яичницей и нарушить статус-кво.

– Слушайте, заведующий мастерской, уберите свои лапы с моего живота, я вам не печка, паяц.

И бухгалтриса перестала ездить у Алеши на коленях. Появилась она в «газике» через пару недель, выселив нормировщика, и с комфортом не меньшим, а Алеша подозревал, большим, устроилась на коленях инженера по сельхозмашинам. Они о чем-то шептались – она ему в ухо, он ей, пока однажды не нагрянула жена инженера. Сначала жена поставила мужу синяк под глазом с воплями: «Кобель лысый! Я еще поговорю с тобой дома со скалкой, старый пердун». Затем она вцепилась в волосы бухгалтрисы, которые, к ужасу разгневанной жены инженера, оказались париком. Обхватив руками голову с редкими волосенками и воя в тоске об упорхнувшем счастье, как волчица при луне, бухгалтриса умчалась. В километре от конторы на нее натолкнулись товарки Ее одели, дали чей-то берет – хорошо, что еще была оттепель, не простудилась, и, проводив до станции, отправили домой. Вороны использовали парик по назначению, устроив в нем гнездо, инженер по сельхозмашинам получил очередной выговор по партийной части, а бухгалтриса, переслав заявление через знакомых, уволилась по собственному желанию. С тех пор Алеша ее не видел. Это маленькое происшествие в коллективе, брошенном на подъем сельского хозяйства, прошло почти незамеченным:

– Подумаешь, делов! – рассуждал «потерпевший». Хотя и хреновая баба, да не своя – в этом-то и был интерес. Вот за интерес схватил фингал под глазом, даже не потешился толком.

Домой Алеша возвращался в девять-десять вечера, а то и позднее. В прихожей он целовал Леночку, вполголоса шептал что-нибудь ласковое, а после горячего душа подбегал к детской кроватке и говорил какие-то умилительные слова о Танюше. Не мог он позволить себе расслабиться, окунуться в теплоту домашнего быта хотя бы на короткое время, на несколько часов в неделю вернуться к любимым занятиям, к книгам, к музыке. К тому же, он еще не чувствовал себя в полной мере отцом. Ребенок был у Леночки, у тети Груши, а его нервы были сжаты, как пружина, плотные витки которой, выполняя функцию самосохранения, не допускали к сердцу эмоции и жалобы на жизнь. Жизнь потекла по новому, неожиданному для него течению, и надо было находиться в ее русле без отклонений в сторону. Ему казалось, что если он возьмет на руки ребенка и прижмет его к себе и удары их сердец сольются в едином ритме, с ним произойдет непоправимое: он будет рваться из своего рабского состояния, и это дополнительное мучение только усугубит трудности жизни. Хотя в то время он не осознавал свою жизнь как рабскую: что делать, достался не тот билетик в жизненной лотерее. Он просто отключился от привычного бытия, у него нет свободного времени, он изгой, интересная ему жизнь проходит где-то рядом, близко, рукой подать, но – мимо. И с этим придется смириться и не возвращаться к мыслям о прошлом. Попал – тяни лямку до конца.