Алан Лайтман: Друг Бенито

Давай потанцуем, сказала она. Она подошла к ящику, вытащила старую пластинку и опустила иглу на «Кто-то на меня смотрит». Они очень медленно пошли по комнате. Пенни отвернулась в сторону и закрыла глаза. Я не могу избавиться от резкости, сказала она. У меня картины как открытки. Беннет промолчал. Они медленно кружились, мимо дивана, мимо стола с резными ящиками, мимо гобеленового кресла. Кто-то на меня смотрит, кого я хочу видеть, я надеюсь, что это он, тот, кто на меня смотрит, подпевала Пенни пластинке. Они шли томными кругами. Комната на секунду осветилась фарами проехавшей машины, потом снова настала полутьма кобальтовых теней. У Беннета было такое чувство, будто он смотрит на себя из угла, смотрит на них обоих. Он ничего не говорил, он только смотрел, как проходит его жизнь, показанная через стекло комнаты и через призму этого момента. Песня кончилась, но они танцевали дальше. Они танцевали, будто музыка все еще играла, мимо дивана, мимо стола с резными ящиками, мимо гобеленового кресла. И он это видел все из своего угла. Они продолжали танцевать, медленно, без слов.

Этой ночью, когда она разделась, чтобы лечь в постель, он ей не сказал, как она красива. Она всегда отрицала, когда он это говорил. Сегодня он ничего не сказал.

Он начал помогать ей терзать себя. Он сообщал, что такой-то и такой-то из ее мастерской выставился в такой-то галерее. Она молча кивала. Он стал ссылаться на книги, которые, как он знал, она не читала. Однажды в воскресенье, когда она была в ванной, он спрятал ее парчовый кошелек под матрац в спальне для гостей. Она заметила, что кошелька нет, и заметалась по дому, разыскивая его. Боже мой, повторяла она, переворачивая подушки, выдвигая ящики, снова задвигая. Боже мой. Что случилось, Пен? спросил Беннет. Я его потеряла, ответила она в ужасе и продолжала поиски. Через полчаса он вернул кошелек на кухонный стол, где она его оставила.

Он был злобен и жесток. Он растаптывал то небольшое чувство собственного достоинства, которое у нее было. Он презирал себя за то, как обращается с нею, но ничего не мог с собой поделать. И не мог понять, как это он не может овладеть собой. Сказав что-нибудь злое, он спустя минуту выходил на улицу и бился головой о кирпичную стену, надеясь, что боль поможет взять себя в руки. Но на следующий день все повторялось.

В последний год их семейной жизни он часто работал в колледже до поздней ночи. Он вел длинные и кропотливые выкладки, и эти выкладки спасали его от самого себя. Когда он приходил домой, она обычно еще не спала, ожидая его. Она собирала ему ужин и сидела рядом, пока он ел. Потом они шли из комнаты в комнату, выключая свет, пока в доме не становилось темно, как в ту первую ночь на Чезапике. И они шли спать, не говоря ни слова.

Однажды вечером, когда Беннет сидел у себя на работе, что-то у него в мозгу щелкнуло. Он вдруг почувствовал, что снова взял контроль в свои руки. Он все время действовал нелогично. Перед ним стоит задача, такая же, как любая другая. Просто она не была хорошо поставлена. А задача такая: должен он расстаться с Пенни или нет? Он начал рассматривать их отношения, взвешивая все «за» и «против», и в мозгу складывалась зигзагообразная кривая, ведущая к некоему определенному решению. Беннета окатила волна облегчения.

Этой ночью, когда он приехал домой, там было темно. Пенни его не ждала. Он сел на стул в гостиной и снова стал анализировать кривую. Включил лампочку, и воздух засветился тусклым желтым светом. Наверное, он долго сидел и размышлял в этой полутьме, когда почувствовал у себя на плече руку. Который сейчас час? спросила она. Он поглядел на часы. Полночь. Она поглядела на него странным взглядом. Беннет, в чем дело? спросила она. Ни в чем, ответил он. Но ты плачешь, сказала она. Он приложил ладонь к лицу и обнаружил, что оно мокрое. Ничего, все в порядке, сказал он. Пойдем спать.

На следующий день он сказал ей, что хочет разойтись. Она не спросила почему. Не стала спорить. Он настоял, чтобы она осталась в доме. Себе он снял небольшую квартирку за несколько миль от дома и переехал среди ночи, чтобы соседи не заметили.

Он посылал ей чеки раз в неделю, больше, чем ей было нужно. Она стала звонить ему в колледж. Как ты? спрашивала она. Все хорошо, отвечал он. Когда мы увидимся? спрашивала она. Не знаю, отвечал он. Ты забыл свою джинсовую куртку, сказала она однажды. Мне она не нужна, ответил он.

Беннет никому в Леоминстере не сказал, что они разошлись. Он слишком смущался и никого настолько хорошо не знал. Он позвонил матери. Она ответила не сразу. Помолчав, она сказала: Мы знали, что что-нибудь такое случится. Еще помолчав, будто думая, она добавила: Мы с папой были бы тебе признательны, если бы ты еще несколько дней никому в Мемфисе об этом не говорил. Я тебе сочувствую, Беннет.