Алан Лайтман - Друг Бенито

Второй раз они встретились в открытом кафе под названием «Тиволи» возле Дюпон-серкл. В кафе стояли пять пластмассовых столиков с белыми железными стульями и петуньи в ящиках. Была еще ведущая внутрь зеленая дверь с массой бронзы и надписью «Добро пожаловать в Лукарно».

Был влажный июльский вечер. Оба они были покрыты испариной. Пенни была блондинкой с легким светлым пушком на теле, и испарина сверкала у нее на лице и на шее. Они сели за пустой столик, вспомнили вечер в Чезапике.

Она была светлокожая и хрупкая, волосы у нее светились. На ней была безрукавка, открывавшая веснушки на белизне кожи. И глаза ее смотрели далеким и грустным взглядом, даже когда она улыбалась.

Они заказали лимонад — Пенни ничего алкогольного не пила. У нее мать была алкоголичкой. Поэтому они пили лимонад. Беннет сказал, что хотел бы запомнить все подробности той ночи в бухте — тишину, ощущение воздуха, изгибы берега. Она рассмеялась и рассказала ему историю про Дега, который был поборником рисования по памяти. В идеальной школе живописи Дега мольберты учеников-первогодков должны были располагаться на первом этаже, где находилась модель. Ученики второго года обучения располагались бы на втором этаже, третьего года — на третьем. Им надо было бы сбегать по лестнице, рассматривать натуру, потом бежать обратно вверх и писать, что запомнили. Чем дольше учился бы художник, тем дольше от него требовалось помнить последнее впечатление от модели. Она снова рассмеялась. У нее был музыкальный смех. Она стала рассказывать истории из жизни других художников, Тарбелла, Сарджента и Кэссэта, будто работала у них в мастерских. Время летело незаметно. Про обед они забыли.

Он заметил, что она редко на него смотрит. Она глядела на свой бокал лимонада, в блокнот на столе, на улицу. Даже говоря с Беннетом, она не встречалась с ним взглядом. Зато он на нее смотрел и думал, что такой прекрасной женщины в жизни не видел.

Она случайно обмолвилась, что приехала на метро. У нее машина была в ремонте — нужна новая коробка, а это дорого. Он смутил их обоих, неожиданно предложив одолжить деньги у него. Просто вырвалось. После неловкой паузы она поблагодарила и сказала, что сама справится.

Около одиннадцати она сказала, что ей пора домой. И разрешила ему проводить ее до станции подземки.

Они стали перезваниваться по вечерам. Пенни не любила свою работу в кредитном бюро. У нее там был низкий статус, потому что она работала всего полдня. Ей платили минимальную зарплату и обращались с ней пренебрежительно. Но это была единственная работа на полдня, которую Пенни удалось найти. Утро ей было нужно для живописи.

Она писала картины с детства. В семнадцать лет, в последнем классе, она убежала из дому из Питтсбурга, осела в Вашингтоне и встретила Джереми Гонта. Гонт был мастером живописи, придерживающимся классической традиции. Она писала в его мастерской уже семь лет. Гонт учил примерно с дюжину учеников. Многие из них уже смогли выставить свои полотна и продать за хорошую цену.

Беннет освободил себе утренние часы, чтобы смотреть, как работает Пенни, а в полдень возвращался проводить занятия. Мастерская располагалась на забитой улице в Сильвер-спрингз — большая просторная комната с потолком на высоте двадцати футов и огромными окнами, выходящими на север. Дом был старый, половицы в нем потрескивали. В воздухе висела угольная пыль и запах скипидара. Повсюду попадались вазы, сухие цветы, фарфоровые фигурки, складки ткани — антураж для натюрмортов. Беннет садился на стул у задней стены и смотрел на работу Пенни и ее коллег. Он наблюдал, как она изучает свою модель, как выбирает цвета и как хмурится, как склоняет голову, разглядывая работу. Посреди работы она делала перерыв, подходила к Беннету и улыбалась, ничего не говоря. Они выходили из мастерской и медленно шли скрипучим коридором мимо старого лифта с открывающейся вручную дверью. По вторникам и пятницам приходил Гонт критиковать работы. Приземистый, бородатый, лет пятидесяти, Гонт подходил к каждому мольберту, бросал несколько слов и шел к следующему. Ученики ловили эти слова, затаив дыхание.

Через месяц Беннет увидел один портрет работы Пенни. Это была тонкая пастель, изображающая девочку с куклой. Глаза у девочки были влажны, будто от плача, но в то же время казалось, что она прячет улыбку. Она была живой. Портрет был заброшен. Он загибался по краям, и пастель по углам осыпалась. Можно мне его вставить в рамку? спросил Беннет. Зачем? ответила Пенни и бросила портрет за радиатор вместе с другими. Она никогда свои работы не обрамляла и не выставляла.