Эмилиян Станев - Тырновская царица

Проехали мимо его родного дома. При мысли о темных комнатах с закопченными потолками и выщербленными лавками вдоль стен доктор отвернулся. Этот квартал, где он рос и проказничал мальчишкой, теперь показался ему чужим. Быть может, причиной тому были письма покойного отца, полные упреков и угроз, и злобные нападки матери, начавшиеся в первый же день его приезда.

Коляска проехала мимо бывшей резиденции Эфтем-бея и остановилась перед воротами Башхамама. [5] Башхамам (baphamam) — большая баня (тур.) Над Святой горой еще стояло солнце, освещая отдушины на крыше бани. В маленьком дворике цвели настурции, у стены стоял мельничный жернов. Доктор вошел в предбанник, посреди которого тонкой струйкой бил небольшой фонтан. Хозяин взял на хранение его бумажник, часы и блокнот и подвел доктора к лавке, отгороженной от соседних занавеской. Затем принес ему простыни и полотенце, и к теплым запахам очага, мыла и пара примешался аромат свежего белья.

— Желаете банщика, господин доктор?

— Разумеется, — ответил он. Отказаться от услуг банщика в турецкой бане означало бы выказать себя полным невеждой.

Он разделся за занавеской, обмотал бедра полотенцем и сунул ноги во влажные шлепанцы на деревянной подошве. Их громкий стук был частью банной музыки, эхом отдававшейся под самым куполом. Мыло он взял сам со столика возле кассы, а не из рук банщика передавать мыло из рук в руки не полагалось из суеверия, чтобы не поссориться. И когда он снова зашаркал деревянными подошвами по скользкому коридору, ему вспомнилось, как пятилетним малышом он приходил сюда с матерью, а позже, когда подрос, с отцом. Все здесь казалось тогда волшебным, и сейчас, давно уже став взрослым, он вновь ожидал встречи с этим волшебством. До него донеслись мужские голоса — гулкие, громкие, они взлетали к самому куполу и долго продолжали витать там.

Тяжелая, пропитанная горячей влагой дверь с трудом пропустила его внутрь — к ней была подвешена большая гиря — и захлопнулась, громогласно возвестив о его приходе. Он увидел голые тела в клубах пара. Кто-то выронил медный таз, звон его влился в серебристое эхо и, точно кастаньеты, застучал о своды. Доктор не сумел подавить улыбку — волшебное царство звуков все еще существовало.

К нему подошел банщик — жилистый сухопарый турок, тоже с полотенцем на бедрах.

— Хош гелдин, хеким эфенди. [6] Эфенди (efendim) — сударь, господин (тур.). В Болгарин во времена турецкого господства это обращение употреблялось только по отношению к представителям администрации, духовенства и военных властей. Буюрунус! [7] Добро пожаловать, господин доктор! Милости просим! (Но § geldinis, hekim efendim! Buyurunuz!) (туp. — приветствовал он доктора.

Доктор кивнул в ответ, удивившись тому, что банщик его знает.

Следовало полежать на горячей каменной лавке, чтобы дать мышцам расслабиться, и он лег сначала на живот, потом повернулся на спину. И тогда увидел, что под залитым солнцем куполом висит небольшая радуга. Любуясь ею, он размышлял о том, что турецкие бани — наследницы древних римских бань, что турки лучше других оценили это римское наследие и переиначили на свой лад. Он решил приходить сюда чаще, чтобы с помощью массажа предотвратить дряблость и ожирение. Потом принялся рассматривать людей, сидевших возле каменных бассейнов. Они обливались водой из шаек и украдкой поглядывали в его сторону. У одного из них была грыжа — вероятно, придется когда-нибудь его оперировать.

Солнечные лучи на куполе погасли, наступало время керосиновых ламп, и Старирадев позвал банщика. Турок с почтительным вниманием оглядел его стройную фигуру, опытные руки прикоснулись к телу доктора с такой осторожностью, будто оно было нежнее, чем у всех.

— Поэнергичнее, — сказал доктор. И поскольку турок не понял его, добавил: — Сильнее растирай!

После массажа он думал лишь о том, как сейчас завернется в простыню и ляжет отдохнуть, и будет ли кофе таким же ароматным, как некогда, когда его пил отец, разрешавший сыну лишь съесть кусочек пахнущего розами рахат-лукума и выпить воды из хорошо вымытого стакана. Банщик окатил его водой, поздравил с легким паром, доктор вернулся к фонтану, где хозяин бани в свою очередь тоже поздравил его и уложил на лавку. Он лежал, укутанный, точно в коконе, умиротворенный прохладой и журчаньем водяных струй. Отчего турецкая баня доставляет ему такое наслаждение? Ведь он почитал себя европейцем и посмеивался над плебейскими пристрастиями здешней «знати», похвалявшейся умением пить, не хмелея, любовными похождениями, игрой в кости и охотничьими трофеями. Потом он вспомнил о своей новой прислуге и порадовался тому, что нашел наконец подходящую. Оставалось только дождаться прибытия всех инструментов и оборудования для кабинета. К тому же близилось лето, а, значит, и охотничий сезон. Следовало обзавестись охотничьим платьем, сапогами, купить собаку. Он мысленно называл эти предметы по-французски, перемежая их болгарскими словами. Хотя на родном языке он говорил без запинки, французские слова постоянно роились в мозгу, в особенности медицинские термины.