Эмилиян Станев - Тырновская царица

— Да, да, вы правы… Пожалуйста, не оставляйте нас, навещайте почаще, следите, помогайте. Я отдам последнее, лишь бы вы спасли ее. Если потребуется, вывезу ее за границу. Говорят, в Швейцарии есть такие санатории…

— В наших горах воздух не хуже. Подумаем, господин Смилов, подумаем. Сейчас зима, о продолжительном путешествии в поезде не может быть и речи.

Доктор выпил рюмку коньяку, пригубил кофе и в сопровождении хозяина направился к выходу. Служанка и госпожа Смилова светили ему, пока он спускался по лестнице. Пожимая хозяину руку на прощанье, он почувствовал у себя в ладони золотую монету.

— Заберите свой наполеондор, господин Смилов. Этот визит не последний, и он не стоит столь дорого. Нет, ни в коем случае не приму! — с досадой произнес он, опуская монету в карман Смилова.

Вьюга подхватила доктора, обвила снежной круговертью. Доктор поднял воротник пальто. Он почувствовал, что пришел срок поразмыслить над тем, что точит ему сердце, вспомнил глаза больной девушки и с внезапным отвращением подумал о своей жизни — ночи с Мариной, тесное холодное жилище с темным нижним этажом, бабка Винтия, ссоры с матерью, ее вечное нытье и претензии, захудалая больница. И будущее увиделось жалким, провинциальным, а настоящее — полным угрызений совести, притворства и беспомощности. Все, чему он научился, что приобрел в Европе — стремление жить чистой, порядочной жизнью, — казалось невозможным в этом древнем, грязном и печальном городе.

Желая сократить дорогу, он прошел мимо Самоводского рынка, но тут же в этом раскаялся. Из каждой корчмы, набитой мелкими чиновниками, мясниками и всяким сбродом, неслись лихие крики и песни, кто-то бил в бубен, какие-то пьяные поливали стены соседних домов.

Вслед ему полетела брань и, настигнув, будто ударила в спину, а тускло светившиеся окна, похожие на мутные глаза, казалось, смотрели на него с злорадством и насмешкой…

С того дня в душе доктора Старирадева поселилась надежда, что дочь См иловых выздоровеет, он женится на ней и заживет той жизнью, о какой мечтал. У него будет красивая, прекрасно воспитанная жена, хороший кабинет, богатый дом, культурная атмосфера. Эта будущая жизнь целиком зависела от состояния здоровья девушки, и доктор посещал ее через день, выписывая из-за границы дорогие лекарства, строго следил за ее режимом и засиживался подле нее дольше, чем было необходимо. Так познакомился он с торговыми делами господина Смилова и с его особняком — в нем было два крыла и к каждому вели каменные лестницы с железными перилами. Доктор успел детально обдумать устройство своего будущего дома и не сомневался, что Смиловы охотно назовут его своим зятем.

В свободные и праздничные дни он отказывался or охоты ради того, чтобы сопровождать больную в санных прогулках по Севлиевскому шоссе, где находилась новая вилла купца. Во время этих прогулок Элеонора, разрумянившаяся от мороза и от общества Старирадева, в тяжелой шубе на волчьем меху, выглядела еще прелестней. Как всегда франтоватый, в черном пальто с богатым енотовым воротником и в цилиндре, предупредительный и учтивый, он ловил каждое ее движение, следил за выражением ее лица и, чтобы развлечь, рассказывал забавные случаи из своей парижской жизни. Ее звонкий смех и влюбленные глаза заставляли его сердце замирать от счастья. В эти белые, пленительные часы неотвязно преследовало его одно и то же воспоминание детства — июньская ночь, когда он, шестилетний мальчуган, остался с матерью и другими женщинами ночевать под открытым небом возле чьей-то сторожки в тырновских виноградниках. Он помнил цветущие липы, россыпь звезд и томительно-жаркую тьму, унылые стоны филинов, соловьиные трели в кустарнике и фосфоресцирующие огоньки светлячков. Женщины пели, потом он лег между ними на толстый ковер, и среди благоухания трав и липы его сознание впервые отделило запах женской плоти от аромата цветов. И светлая полоса на горизонте, отделившая небо от земли, и падающие звезды, и бархатисто-темная глубь ночи необъяснимым образом слились с этим запахом, вызывавшим в душе жажду чего-то волшебного и бесконечно счастливого. Стоило ему встретиться с Элеонорой взглядом, как это воспоминание возникало в нем, точно рефрен песни, и верилось, что когда она станет его женой, он непременно испытает с ней такие же волшебные часы. «Она именно та женщина, какую каждый мечтает встретить, — непорочная Беатриче», — говорил он себе, но когда вспоминал о Марине, это томление и предчувствие счастья мгновенно меркли. Память восстанавливала ночи у него в кабинете, белое сладострастное тело его помощницы, в нем вспыхивала живая страсть к той женщине, и он видел себя в ином, уничижительном свете — сластолюбец и обманщик, намеревающийся завладеть больной девушкой и прибрать к рукам ее капиталы и комфортабельный дом. В душе зарождалось злое чувство, в котором он сам не вполне отдавал себе отчет, — ненависть то к себе, то к Марине, и зачастую после таких прогулок он давал себе слово отправить ее ночевать вниз, к бабке Винтии. Однако каждый раз, увидев смеющиеся, счастливые глаза, сияющее любовью лицо, пышущую здоровьем и довольством фигуру, он откладывал свое решение на будущее. Марина день ото дня становилась все более уверенной в себе, говорила ему «ты», со старухой держалась, как хозяйка, но он ничего не предпринимал, чтобы поставить ее на место. Накупил ей новых платьев и белья — не потому, что она этого требовала, просто он полагал, что таким образом расплачивается с ней, как прежде с публичными женщинами.