Пигмент красного лака не использовался вовсе, даже для теней и телесных тонов.
Прибегнув к цветовой схеме, почти полностью ограниченной оттенками коричневого, белого и тускло-золотого, Рембрандт изобразил слепого старика-поэта в темно-буром плаще с широкими рукавами и накинутой поверх плаща золотисто-желтой шали. Чело Гомера осеняет повязка поэта, а на голову ему Рембрандт нахлобучил старую шляпу. Гомер опирается на палку, рот его раскрыт. Незрячие глаза раскрыты тоже.
Он почти похож на человека.
Аристотеля терзала мысль, что на эту картину ушло больше труда и больше краски, чем на его, хотя цена была та же самая. Он не испытывал к новичку приязненных чувств. Он изо всех сил старался не проникнуться завистью. Выглядел-то Аристотель все же получше. К тому же Гомер был слеп.
Он твердил себе, что ему повезло гораздо сильнее: куда лучше иметь глаза и походить на иноземца, чем быть слепым, как Гомер, и нащупывать себе дорогу палкой; кроме того, ко времени, когда Гомер попал на полотно, Руффо уже выяснил, кто он такой, и относился к нему как к Аристотелю, великому философу древности, а не Альберту Великому или какому-нибудь безвестному френологу. Каждый в доме гордился, что у них имеется свой Аристотель.
В «Гомере», как и в «Аристотеле», руки прописаны слабо.
В 1664 году в Сицилии окружением барду служила подробно проработанная архитектурная среда, в которой он диктовал или растолковывал сочиненные им стихи. Он выглядел умиротворенным и довольным своей участью.
Когда его обнаружил Бредиус, окружение выгорело и он остался один. Утратив и слушателей, и место в пространстве, он стал никому не нужным, впал в нищету и отчаяние.
Насколько мы в состоянии судить, сегодня, когда мы на него смотрим, он, вероятно, задыхается от одиночества.
Он выглядит человеком, который забыл не только сочиненные им строки.
Craquelure полотна в точности таковы, каких и следовало ожидать, они варьируются от тонких трещинок до широких борозд, некоторые заполнены буроватым лаком. Фон содержит грубые вкрапления пигментов, не принадлежащие Рембрандту. Поразительного pentmenti нет и следа.
Двадцать четыре сотни фунтов, запрошенные Т. Хамфри Уордом и сыном, составляли в ту пору сумму немалую.
Бредиус купил «Гомера» за восемь сотен, что также было небольшим состоянием.
Однако Бредиус как раз и унаследовал небольшое состояние.
Его семья производила порох.
Бредиус отдал картину реставраторам, а затем ссудил ее музею Морица. В 1946 году он умер, оставив полотно этому музею, где и висит теперь одинокий поэт — покинутый всеми слепой несчастный старик, съежившийся от невоспетых невзгод.
Поставьте рядом «Гомера» и «Автопортрет смеющегося художника» и вы увидите столько пафоса, сколько навряд ли сумеете перенести, если, конечно, вы — человек, склонный к такого рода переживаниям.
Прежде чем Бредиус идентифицировал его в Лондоне, прошло около ста тридцати пяти лет, и о том, что за это время происходило с «Гомером», мы знаем не больше, чем знали греки о Гомере из Ионии.
Мы выводим поэта из его поэзии.
Мы выводим Творца из вселенной, движущейся как заводная машинка, хоть и знаем теперь, что вселенная наша — огонь, а планета — уголь.
Скоро людей вообще не останется.
Жизнь прожита больше чем наполовину.
Что до «Аристотеля», то он исчез лет на шестьдесят пять, прежде чем объявиться в Лондоне под видом П. К. Хофта, собственности сэра Абрахама Юма. Сэр Абрахам Юм скончался в 1838-м, и после его смерти «Аристотель» почти до конца того столетия оставался в семье из Эшридж-парка, где его последовательными владельцами были: Джон Юм Каст, виконт Олфорд, Эшридж-парк, 1838—1851; Джон Уильям Спенсер Браунлоу Каст, 2-й граф Браунлоу, Эшридж-парк, 1851—1867;Адельберт Веллингтон Браунлоу Каст, 3-й граф Браунлоу, Эшридж-парк, 1867—1893.
После кончины Адельберта Веллингтона Браунлоу Каста, наступившей в 1893 году, идиллическое проживание «Аристотеля» в Эшридж-парке по причинам, нам неизвестным, пришло к неожиданному концу.
Если не считать Рембрандта, торговцев картинами и одного молодого американского наследника, все известные нам владельцы этого полотна держали его у себя до конца жизни.
Картину продали в Лондоне, где ее видел Бредиус, и четыре года она пробыла в Париже, в собственности выдающегося коллекционера Родольфа Канна. Одно из предложений в 5,5 миллиона долларов, касавшееся даже не всей коллекции, но лишь лучшей ее части, которая включала в себя дюжину Рембрандтов, было душеприказчиками Канна отвергнуто. После его смерти в 1905 году картину купил торговец произведениями искусства Джозеф Дювин, что создало необходимые условия для завершения странствий «Аристотеля», начавшихся в Амстердаме и закончившихся в Нью-Йорке, как и для его нисхождения от аристократии Старого Света в средний класс Нового.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу