Л. Аккерман - Лики любви

Как я уже сказал, в отличие от Евы, ее подруга обладала на первый взгляд более красивой внешностью, которая быстрее бросалась в глаза и оставляла более яркие воспоминания, но после некоторых размышлений и наблюдений вдумчивый созерцатель просто обречен прийти к выводу (и тут не минуют нас цепкие оковы стереотипов), что внешность подруги кажется на первый взгляд более броской внешности Евы по той единственной причине, что броскость эта обусловлена очевидностью – в ней нет полутонов, которые приходится угадывать. Имена эта очевидность, отсутствие пространства для вольного толкования, и заставляет столь разных людей, столкнувшись с такой однозначной красотой, выносить ей всегда одинаковую оценку, тем самым становясь заложниками стереотипов. Что до самой обладательницы такой красоты, являющейся одновременно ядром притяжения для многих мужчин и поводом для зависти для не меньшего количества женщин, то ее страдания от обстоятельств, позволивших природе наделить ее даром и проклятием одновременно, скрыты от невнимательного взгляда, но все же глубоки, и, увы, неискоренимы, ибо именно она является центром замкнутого круга, очерченного стереотипам. Это стереотип красоты – один самых популярных и нежно лелеемых нашим обществом стереотипов.

Но вернемся к подруге Евы, не будь истории которой у меня перед глазами, и, возможно, эта глава никогда не появилась бы в моем повествовании. Осознав, что круг замкнулся именно на ее красоте, очертив невидимую, но от того ничуть не менее ощутимую и гнетущую своими границами линию, подруга Евы поняла, что не хочет быть не только стереотипной красоткой, но и вести подобающую этому образу, начиненную стереотипами жизнь. Но если первое изменить было ей неподвластно, то ответственность за все происходящее в своей жизни она решила отважно взвалить на свои изящные, прямые плечи, ловившие столько восхищенных и искрящихся завистью взглядов, тем самым напрочь отвергнув роль случае в судьбе человека.

Как-то часто бывало с ней в школе, когда, увидев неточность или помарку на странице своей безупречно аккуратной тетрадки, она, не жалея времени и сил, вырывала испорченный лист, и переписывала все по новой, она решила поступить в жизни, но при этом выбросить она решила всю тетрадку, а вместо нее завести новую безупречно правильную, аккуратную, однако, выбранную ею самой, а не обществом, принципы и устройство которого навешали на данную ей природой красоту столько ненужных ярлыков. Если продолжать аналогию со школьными тетрадями и жизнью Евиной подруги, то выброшенная ею тетрадка была исписана до последней свободной строчки – и записи эти представляли распланированную обществом, причитающуюся такой красотке жизнь. И хотя такой жизни многие могли лишь позавидовать (впрочем, как и ее красоте), наша, ненадолго ставшая главной, героиня этой главы отвергла ее как навязанный ей сценарий, уже потому совершенно чуждый ее свободолюбивой натуре, по воли судьбы, существование которой она решила также отвернуть своими отчаянными действиями, заточивший ее в замкнутый круг стереотипов. Против такой же яркой как и она сама, против такой же однозначной, но причитающейся ей как законной обладательнице почетного титула идеально красивой женщины жизни она решила поставить жизнь обыкновенную, ничем не примечательную, жизнь, затерявшейся в бесконечном и не иссекаемом потоке повседневных дел домохозяйки. Евина подруга вышла замуж за простого человека, не наделенного не только красотой, но не отмеченного и особым умом, которой в браке с ней не искал убежища от навешанных на него обществом ярлыков, от навязанного жизненного плана, и о мотивах своей супруги даже не догадывался (он не был также отмечен достаточной проницательностью), а лишь покорно благодарил свою судьбу (и продолжал искреннее недоумевать) за то, что такая красотка выбрала именно его.

Их брак представлял собой фарс двух несчастных вместе людей, но чем более несчастливой чувствовала себя желающая убежать от расхожих стереотипов красавица, тем более рьяно отстаивала она свой выбор, готовя мужу еще более вкусный завтрак, еще больше интересуясь его неувлекательной работой, исполняя роль идеальной жены, ибо в своем растущем день ото дня ощущении нехватки счастья, унылости и тоски она тем не менее не видела главного, от чего так долго пыталась убежать – обреченности, и жить с этими гнетущими чувствами позволяло ей лишь ощущение, что свое собственное, выбранное самостоятельно несчастье, гораздо лучше всех благ, выбранных за тебя и без твоего ведома, и жизнь свободного человека, выбирающего для себя путь, гораздо ценнее и несомненно лучше, жизни узника, будь он заточен хоть в золотую клетку.