Ирен Немировски - Давид Гольдер

Неожиданно корабль качнуло сильнее, и Гольдеру показалось, что его старое сердце стремительно ухнуло вниз и забилось быстрее, даже слишком быстро… В то же мгновение острая боль пронзила левое плечо. Он побледнел, наклонил голову вперед с выражением животного ужаса на лице и надолго замер в ожидании. Гольдеру казалось, что звук его дыхания заполнил всю каюту, перекрыв шум ветра и моря.

Постепенно боль успокоилась, а потом и вовсе ушла. Он произнес вслух, громким голосом, пытаясь улыбнуться:

— Ерунда. Прошло. — Тяжело выдохнул и тихонько повторил: — Прошло…

Гольдер встал. Его шатало. Небо и море заволокла серая вуаль. В каюте стало темно, как ночью. В иллюминатор лился странный зеленоватый свет, обманчивый, зыбкий, ничего не освещающий. Гольдер нащупал пальто и вышел, вытянув перед собой руки, как слепой. При каждом ударе волны о борт пароходик трещал, взлетал на гребне и тут же нырял вниз, как будто хотел утопиться. Гольдер с трудом вскарабкался на палубу по узкой отвесной лестнице.

— Осторожно, товарищ!.. Наверху сильный ветер, — крикнул пробегавший мимо матрос, дохнув ему в лицо водкой. — Палубу качает, товарищ…

— Ничего, мне не впервой, — сухо буркнул Гольдер.

Но до палубы он добрался с трудом. Огромные волны набрасывались на пароход, как голодные псы. В углу, под промокшим брезентом, лежали вповалку, тесно прижавшись друг к другу, «шурум-бурумщики». Завидев Гольдера, один из них поднял голову и выкрикнул несколько слов высоким стонущим голосом. Гольдер знаком показал, что не слышит. Тот повторил — громче, дико вращая горящими глазами. Потом его стошнило, он рухнул на старую овечью шкуру и остался лежать как мертвый среди тюков с мануфактурой и спящих собратьев.

Гольдер миновал живописную группу, сделал несколько шагов по палубе и остановился, согнувшись, как дерево на ветру. Он с наслаждением подставлял лицо буре, ощущая на губах терпкий аромат морской воды, не открывая глаз, вцепившись онемевшими пальцами в ледяной поручень.

Терзаемый морской стихией корабль глухо и надрывно стонал, перекрывая даже свист ветра и шум волн.

«Ну вот, — подумал Гольдер, — только этого мне не хватало…»

Но с палубы не ушел, с каким-то извращенным удовольствием позволяя буре сотрясать свое дряхлое тело. Щеки и губы были мокры от дождя и морской воды, на ресницах и бровях оседала соль.

Неожиданно совсем рядом с ним раздался голос. Человек что-то кричал, но ветер относил слова прочь. Гольдер с трудом разлепил веки: согнувшийся пополам человек обеими руками цеплялся за железный поручень.

Высокая волна перекинулась через борт и распласталась у ног Гольдера. Брызги летели в лицо, рот наполнялся соленой влагой. Он стремительно отступил назад. Незнакомец последовал его примеру. Они начали спускаться, то и дело натыкаясь на стенку. Спутник Гольдера с ужасом прошептал по-русски:

— Ну и погода, Боже, ну и погода…

В темноте Гольдер мог разглядеть только длинное, в пол, пальто, но мгновенно узнал певучий акцент.

— Впервые на корабле? — спросил он на идише.

В ответ раздался нервный смешок.

— Ну да, — веселой скороговоркой ответил незнакомец. — Вы тоже?

— Я тоже. — Гольдер кивнул

Он примостился на стоявшем у стены диванчике. Руки у Гольдера окоченели от холода, он не без труда достал из кармана портсигар, открыл его и^протянул собеседнику.

— Угощайся.

Он дал ему прикурить и в пламени спички разглядел молодое, почти мальчишеское, бледное лицо с печальным длинным носом, мягкие курчавые черные волосы и огромные влажные, лихорадочно сверкающие глаза.

— Откуда ты родом?

— Из Кременца, мсье, с Украины.

— Знакомые места.

Когда-то Кременец был жалким местечком, где в грязи копошились черные свиньи и еврейские ребятишки.

«Живут небось, как жили…» — рассеянно подумал Гольдер.

— Значит, едешь?.. Навсегда?

— О да!

— Зачем? В этом был смысл во времена моей молодости!

— Ах, мсье! — произнес молодой еврей со своей неподражаемо забавной жалобной интонацией. — Разве для таких, как мы, что-нибудь меняется? Взять, к примеру, меня, мсье. Я — честный человек, но тому еще два дня сидел в тюрьме. За что? Мне приказали сопровождать с юга в Москву вагон «монпансье» — знаете, такие фруктовые леденцы. Дело было летом, жара стояла ужасная, и весь товар растаял. Когда поезд прибыл в Москву, конфеты вытекли через щели в ящиках. Чем я виноват? Но меня посадили — на полтора года. Теперь я свободен и еду в Европу.