Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

— Скорей, — заторопил он нас, — надо вынести отсюда Памелу через сад.

Однако снять засов на двери, открыть ее, а потом отпереть наружную ограду сразу не удалось. Пока я с этим возился, Макс и Ингрем подняли Памелу, вынесли ее в сад, через оранжерею внесли в гостиную и положили на диван. Памела перестала стонать и открыла глаза.

— Как вы себя чувствуете? Все благополучно? — спросил Ингрем, голос его дрогнул.

— Разумеется, — ответила Памела и тут же воскликнула: — Родди! Что с тобой? Ты бледный как смерть! Что случилось? Неужели у меня был обморок? Не может быть.

Теперь это был ее голос. Памела снова стала сама собой. У меня отлегло от души, но ноги меня не держали, и я упал в кресло. Ингрем проговорил:

— Слава Богу! — и вышел.

Памеле ответил Макс:

— Нет, у вас был не обморок, вы впали в транс. Памелу это сообщение чрезвычайно заинтересовало.

Макс принялся объяснять ей, что произошло. Она сразу воскликнула:

— Значит, я превратилась в Кармел?

— Но и Мери уже приближалась. Мы едва успели унести ноги из детской, — сказал я.

Памела схватила меня за руку:

— А где мистер Ингрем? Макс, посмотрите, пожалуйста!

Макс вышел в холл и вернулся с Ингремом. У обоих в лице не было ни кровинки, и Ингрем дрожал от холода, он сел поближе к камину, но даже говорить не мог, так окоченел.

Макс объяснил:

— Мери скрылась в детской, как дымка или клочок облака. Сейчас в холле туман и дикий холод.

— Все это чрезвычайно опасно, — сказал Ингрем. Из нас четверых самой спокойной оставалась Памела. Она ничего не помнила с того момента, когда стакан снова стал выписывать «ЛО».

— Я действительно была в трансе? — спросила она Ингрема.

— Да, — ответил он, — в глубоком трансе, такой бывает у медиумов. Как у вас голова? Не болит?

— Немного, но это неважно. Расскажите, что я говорила.

Ингрем достал записи и стал зачитывать непонятные слова, стараясь подражать интонациям, с которыми они произносились.

— Наверно, это испанский! Правда, я не понимаю ни единого слова, — воскликнула Памела. — При мне никто никогда не говорил по-испански. Но это, безусловно, Кармел.

Мы не понимали записанного, а испанского словаря доме не было. Ингрем сказал:

— У меня не создалось впечатления, что Кармел пыталась установить связь с нами.

Я согласился и рассказал, какое чувство было у меня: будто Кармел вспоминает дни, проведенные с излюбленным.

— Да, голос был счастливый, — подтвердил кс. — Но ведь это никоим образом не затрагивает одну из ваших теорий, правда, Ингрем?

— Интересно… — Памела задумалась о чем-то, глядя в записи Ингрема.

Никто из нас не отозвался. Мы молча курили прихлебывая виски, изрядно потрясенные только что пережитым и обессилев от сознания, что счастливо бежали опасности.

— Разрешите, я возьму ваши заметки и перепишу в себе в дневник? — попросила Памела Ингрема. Потом улыбнулась: — Ну что ж, вот наши исследования и окончены. Я рада. Правду мы, вероятно, так никогда и не узнали бы, но теперь нам хотя бы ясно, что делать.

— Поехали завтра вместе в Лондон, Родерик, — предложил Макс. — Здесь ночевать никому из вас нельзя, ни вам, ни Памеле.

— В Лондон я не поеду, — сказал я. — Мне надо в Бристоль. Как только все здесь закончим, так сразу туда и отправимся. Я же связан с пьесой, Макс, — пояснил я.

— Ах да! Я и забыл о пьесе.

— Но совершенно ясно, что ты ночуешь в «Утесе» последний раз, — обратился я к Памеле.

— Хорошо, Родди, — согласилась она. — Не беспокойся, ведь «Золотая лань» близко.

Она встала, собираясь идти спать.

— Подождите минуточку, — проговорил Ингрем и вышел осмотреть холл и лестницу. Потом его голос раздался с площадки второго этажа:

— Все в порядке!

— Знаете, для мистера Ингрема все это обернулось, наверно, довольно неприятно, — сказала, прощаясь с нами, Памела. — Постарайтесь подбодрить его.

Сама она, видимо, нашла для него какие-то утешительные слова, потому что в гостиную он вернулся уже повеселевший. Покаянно посмотрел на меня и сказал:

— У вас есть все основания быть мной недовольным.

— Не вами, — отозвался я. — Я должен быть недоволен самим собой. И простите, что я на вас набросился. Я вел себя по-дурацки.

Он покачал головой:

— Я обязан был предупредить мисс Фицджералд.

— Мы оба были предупреждены. Памела знала, на что идет.

— Да, она тоже так говорит. Утверждает, что все это ей очень интересно. Таких бесстрашных женщин я… — Он осекся, впервые не найдя нужных слов.