Уинстон Грум - Гамп и компания

— Ну что, Форрест, — говорит она, — кажется, ты наконец-то ко мне прислушался, да?

— Насчет чего?

— Ну, тогда. Насчет того, чтобы уделять внимание Дену.

— А, — говорю. — Угу. Думаю, прислушался. Очень славно, правда?

— Да, пожалуй, так оно и было. Тебе просто требовался человек, который бы все время повторял тебе слово «устрицы». И ты в конце концов получил картинку.

— Надеюсь, в этот раз я не напортачу, — говорю.

— Думаю, не напортачишь. Только не в этот раз.

— Ты вроде как грустная, — сказал я. — Что-то не так?

— Не-а. Просто этот раз может стать для нас последним, понимаешь? Я хочу сказать, по-моему, теперь у тебя и впрямь все хорошо. И мне надо другую рыбу жарить — или устриц очищать, — если ты понял, о чем я.

— А как же малыш Форрест? Я думал, все дело в нем.

— На самом деле нет. Дело всегда было в тебе. Малыш Форрест — славный мальчик. Он сам может о себе позаботиться. А вот ты… за тобой всегда приглядывать требовалось.

— Не уверен, что я ему нравлюсь, — сказал я.

— Думаю, нравишься, — говорит Дженни. — Это просто детство. Помнишь, какими мы были в его возрасте?

— Это было очень давно.

— А как насчет Гретхен? — спрашивает Дженни. — Как там все продвигается? Ты же знаешь, я уже давно тебе сказала, что она мне нравится. Она… она настоящий человек.

— Не знаю, — говорю. — Я вроде как стесняюсь, когда ты о чем-то таком спрашиваешь.

— Так не должно быть. В конце концов, мы с тобой свое отгуляли.

— Да, но не до конца. Я хочу сказать, это вроде как рано оборвалось.

— Так уж получается. Воспоминания — вот что главное в жизни, Форрест. Когда больше ничего не останется, воспоминания будут значить всё.

— Но ты ведь не говоришь о том, что я… что мы с тобой не…

— Как знать. Но посмотри — перед тобой еще вся остальная жизнь. И я думаю, теперь все у тебя хорошо. Не знаю, как ты это сделаешь, но не попрощаешься ли ты за меня с моей мамой и малышом Форрестом — просто своим особым способом?

— Ну да, конечно, но…

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я тебя любила. А еще, Форрест, что ты очень славный.

— Эй, — говорю, но когда я поднимаю взгляд, там один только здоровенный буй качается во мгле. Ничего больше. И я погреб назад к берегу.

Тем вечером я вернулся на обрабатывающий завод. Почти все уже разошлись по домам, и я вроде как бродил там сам по себе. Чувствовал я себя малость одиноко. В нескольких конторах еще горел свет — люди работали допоздна, чтобы наши дела шли успешно.

На заводе была одна маленькая комнатушка, которая очень мне нравилась. В ней мы хранили наш жемчуг. Она была не больше платяного шкафа, но внутри, вместе с разными инструментами и всяким таким, мы держали ведро. Вернее, это работники держали ведро, и в этом ведре были жемчужины.

Не особо-то это были и жемчужины. Вот японские устрицы — те сплошь производят чудесный жемчуг. И все же довольно часто наши работники находили жемчужину-другую, обычно какой-то странной формы и уродливой окраски. Тем не менее к концу года накапливалось немало полезных жемчужин, чтобы получить за них достаточно наличных и устроить пивную вечеринку для рабочих бригад. А потому вот так мы и делали.

Когда я проходил мимо жемчужной комнатушки, я вдруг услышал, что оттуда доносятся какие-то странные звуки. Я открыл дверь, а там был сержант Кранц. Он сидел на табурете, и когда я взглянул на него под светом лампочки в двадцать ватт, то увидел, что глаза у него красные.

— Эй, сержант, что случилось? — спрашиваю.

— Ничего, — только и сказал он.

— Послушай, сержант Кранц. Я много лет тебя знаю. И раньше я никогда не видел, чтобы ты плакал.

— Ну да. И больше никогда не увидишь. А кроме того, я не плачу.

— Эх-ма. Короче, я здесь самый главный, и мое дело — знать, что не так с моими людьми.

— С каких это пор, Гамп, я стал «твоим человеком»? — говорит он.

— С того дня, как я с тобой познакомился, сержант. — И мы вроде как немного друг на друга поглазели, а потом я увидел, что большие слезы начинают бежать у него по щекам.

— Проклятье, Гамп, — говорит он, — пожалуй, я просто слишком стар для этого говна.

— Ты о чем, сержант Кранц?

— Это все тот Смитти и его компания, — говорит он.

— Что случилось?

— Я спустился проверить наши лодки, а он пошел за мной со своей бандой. И когда я проверял лини у наших яликов, он начал ссать в одну из лодок, а когда я что-то сказал, он и остальные схватили меня и стали бить дохлыми кефалинами…

— Дохлыми кефалинами!