Владимир Варшавский: Незамеченное поколение

Под напором событий Второй мировой войны тема о поколении эмигрантских детей отступила в книге «Семь лет» на задний план. По мере развития повествования у читателя крепнет впечатление, что не только автор, но и многие из его сверстников, принявших активное участие в борьбе против сил зла, воплотившихся в немецком национал-социализме, внутренне преодолели комплекс своей неполноценности и беззащитности, которые так омрачили годы их юности, и нашли дорогу в жизнь.

«Незамеченное поколение» — не исторический очерк. Сам Варшавский определяет свою книгу, как «опыт рассуждения о судьбе эмигрантских сыновей», особенно тех из них, «кто при более благоприятных условиях могли бы стать продолжателями «ордена русской интеллигенции»».

В качестве вступления в тему «Незамеченного поколения» показательна ссылка Варшавского на «Воспоминания» Аполлона Григорьева, характеризовавшего себя, как «честного рыцаря безуспешного, на время погибшего дела». Григорьев по своим настроениям был прадедушкой грядущих «лишних людей». Он нашел своих единомышленников в Западной Европе, среди поколения, блестящую характеристику которого Ап. Григорьев нашел в предисловии французского поэта Альфреда де Мюссе к его повести «Confession d’un enfant du siecle» («Исповедь сына своего времени»). Это поколение родилось во время наполеоновских войн. Когда оно выросло, оно увидело себя «на развалинах старого мира»; позади было «навсегда разрушенное прошедшее, перед ними заря безграничного небосклона», но их «настоящее» было безотрадно: это был «дух века, ангел сумерек, ни день, ни ночь; они нашли его сидящим на мешке с костями, закутанным в плащ себялюбия и дрожащим от холода. Смертная мука закралась к ним в душу…»

В отличие от «воспоминаний» Ап. Григорьева, книга Варшавского не «исповедь» поколения. Личность самого автора в «опыте рассуждения» часто исчезает, давая место материалу в виде высказываний и интересных толкований произведений писателей, сверстников Варшавского по поколению.

Многие из представителей «Незамеченного поколения» умерли до начала Второй мировой войны, другие погибли во время войны, сражаясь во имя свободы. Автор подчеркивает, что посвятить книгу этому поколению вынудило его не только чувство нравственного долга, но и убеждение, что в душевном и духовном облике людей этого поколения продолжал еще жить «слабый отблеск навсегда, быть может, исчезнувшего вдохновения «русской идеи»».

Первые шаги «эмигрантских сыновей» предвещали мало утешительного. Остатки радикальной интеллигенции старшего поколения, очутившиеся в эмиграции, не пользовались среди молодежи никаким влиянием. Скорее наоборот. Уход молодежи от них начался еще в годы гражданской войны. Уже тогда «правое» перестало быть символом зла и реакции, а «левое» в свете большевистского террора перестало быть притягательным и питало часто чувства горечи и отталкивания. Живую судьбу этого молодого поколения можно понять, только вспомнив настроения первых лет русской эмиграции. И в свете этого опыта становится понятным, почему в любом движении эмигрантских сыновей чувствовалась потребность отмежеваться от «веры отцов», увлечение идеями то «Нового средневековья», то «евразийства» или национал-максимализма; влияла «и сильно притягивала фашистская революция».

Первые главы книги уделяют много места характеристике «Молодой России» с Казем-Беком во главе, возникшей на 1-м съезде молодежи в Мюнхене в 1923 г. Подробно останавливается Варшавский на этом движении «младороссов», подчеркивая однако, что несмотря на внешнее сходство с фашизмом у младороссов было много очень далекого от него и приближавшегося к «Новому граду», во главе которого стояли «старики», покойники Г. П. Федотов и И. Фондаминский. Другим движением среди молодежи был «Национальный Союз Русской Молодежи», возникший еще в 1930 году и позднее переименованный в Национально-Трудовой Союз Нового поколения. Члены Национально-Трудового Союза Нового поколения были родными братьями «младороссов».

Варшавский пытается обрисовать все сколько-нибудь заметные идейные группировки, сыгравшие хотя бы мимолетную роль в духовном самоопределении эмигрантских «сыновей». Особенно интересна глава, посвященная характеристике русского литературного Монпарнасса. Она открывается цитатой из Л. Толстого: «Ему казалось, что он ни о чем не думает, но далеко и глубоко где-то что-то важное думала его душа». Так характеризовал Толстой напряженные поиски Пьера Безухова, когда после взятия Москвы его, уже пленного, уводят французские солдаты. jB этой главе Варшавский дает раэбор более значительных произведений писателей своего поколения, начиная с романа В. Сирина-Набокова «Приглашение на казнь», повести Поплавского «Аполлон Безобразов» и кончая романом В. Яновского «Портативное бессмертие». Следующая глава знакомит читателя с жизнью кружков и диспутами в «Новом граде». В спорах здесь и происходило робкое возрождение «Ордена русской интеллигенций».