Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Янков нервно стучал кулаком по столу и сотрясал воздух своим внушительным баритоном. Инвалид недовольно кряхтел. Сотиров робко взглянул на Кондарева, который еле удерживался от возражений. Янков щеголял все теми же доводами, ослепленный идеей оторвать массы от Земледельческого союза.

— Я предлагаю оставить эту тему и перейти к главному вопросу, из-за которого мы и собрались, — сказал Генков.

— Верно, — подтвердил Ташков.

Слушая Янкова, он все время со строгой торжественностью глядел на Кондарева.

— Самое главное — определить нашу тактику, — неуверенно заметил Сотиров.

Янков, положив на стол свои пухлые волосатые руки, сердито отодвинул в сторону полную окурков пепельницу.

— Мы собрались не для разговоров о тактике. Тактика определяется Коминтерном, а утверждает ее партийный съезд!

Красивое лицо чертежника вспыхнуло.

— Это значит, что ты умываешь руки, — сказал он.

— Умному достаточно намека. Вот лучше пусть Кондарев объяснит свое поведение. У нас на повестке как раз этот вопрос, — заявил Кесяков.

— Анархисты трубят налево и направо, что посадили нас в калошу, — сказал Ташков.

— Я говорил, что доклад следовало сделать в читалище…

Янков с досадой отмахнулся.

— Коль не умеем лаять, результат был бы тот же!

Кондарев понимал, что сейчас только от него зависит, какой оборот примет дело. Ои прикидывал в уме возможные итоги предстоящей схватки. Очевидно, Янков будет пытаться изобразить его фракционером и потребует исключения из партии.

Секретарь партийного комитета, склонив свою массивную голову, разглядывал разбросанные по столу газеты. Все молчали, ожидая, что скажет Янков.

— Мы ждем ваших объяснений, товарищ, — наконец промолвил он. В слове «товарищ» и обращении на вы прозвучали презрение и сарказм.

— За срыв дискуссии отвечает комитет, не пожелавший дать бой анархистам. Комитет отнесся к докладу, как к моей личной затее, — начал Кондарев.

— Так оно и есть. Ты не имеешь права навязывать организации свои личные взгляды!

— Доклад был направлен против врагов партии и, следовательно, не может быть личным выступлением. К этим людям я всегда питал ненависть, потому что сам когда-то упивался их отравой. Может быть, именно поэтому я чрезмерно увлекся, но вы посмотрите, как распространилось их влияние на молодежь в нашем городе… Анархисты — рассадник дикого индивидуализма. На фронте я познал, что такое человек. Он тот же родник, из которого мы все пьем воду…

— Анархисты и декаденты разрушают капиталистическое общество, и поэтому они в какой-то мере наши союзники, — заметил Кесяков.

— Старо! — возразил Харалампий.

Яиков, откинувшись на стуле, засунул большие пальцы за проймы жилетки.

— Если ты сам признаешь, что хлебнул анархической отравы, тогда меня не удивляет твое поведение. Ты публично заявил в клубе, что Харалампий лучше всех нас понимает, что такое революция. Когда настанет революция, вы тоже ворветесь с ним в дом Хаджидрагаиовых и будете бесчинствовать? Таковы наши родники, товарищи?

— Бай Харалампий действительно сказал такое. Но совсем в другом смысле, и вы не искажайте слова по адвокатской привычке.

Янков взорвался.

— Так говорят и пишут в «Мире» и «Слове» банкиры, которые всюду хулят Российскую Советскую Социалистическую Республику! Вы хотите, чтобы мы, играя на низменных страстях, пришли к революции? Так вот каковы ваши тактические принципы! Экспроприация капитала вовсе не означает массового грабежа и свинства! Мы воспитываем массы, готовим их к революции — в противном случае революция захлестнет их, развратит. Вы даже этой простой истины не поняли до сих пор, а болтаете о каких-то чистых родниках и этике… Это либо невежество, либо провокация!..

Янков с грохотом отодвинул стул и зашагал по комнате.

В оконных стеклах отражались ветви цветущей сливы. Во дворе дети Янкова, Карло и Роза, обливали друг друга водой и весело смеялись. Взахлеб щебетали неугомонные скворцы.

Вдруг хлопнула калитка. Послышались торопливые шаги по цементированной дорожке, кто-то стал расспрашивать о чем-то ребятишек, и тотчас под окном возник хилый, прыщавый юноша в полинялой красной блузе, с громадным галстуком, завязанным узлом. Парень размахивал руками и, задыхаясь, сыпал словами, будто продавал газеты:

— В саду кровопролитие!.. Горожане схлестнулись с офицерьем!.. Народ восстал, товарищ Янков… Прибыли войска!

— Какое кровопролитие? Чего болтаешь? — крикнул Генков, сразу узнавший придурковатого сына продавца пирожков.