Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

— Мне покровительствуют Черные силы…Нам будет очень хорошо вместе. И я дам тебе всё, чего тебе не хватало, чего ты искала всю свою жизнь. Но только не любовь. Согласна?

— А у меня есть выбор? — Моя улыбка, наверное, показалась заискивающей. Но я быстро справилась с собой.

— Тогда в субботу мы отправляемся в Космос?

Я испугалась, что всё уже так близко. Что период флирта можно считать оконченным, и далее мы становимся Мужчиной и Женщиной.

— Азали учила меня «отдайся потоку»…

Я прижалась к нему, пряча на его груди свое согласие. Когда уже назначен срок, кажется, что отступать некуда. Я вспомнила Фаулза: «Я всегда считал (и не из одного только напускного цинизма), что уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом, и каждая минута сверх первых десяти становится оброком…» Для меня все дни, проведенные сверх тех десяти минут, что я узнала его, были слишком обременительны. Они были наполнены сомнением и надеждой, сердечной аритмией и телесным голодом.

Я не знала, правильно ли я делаю, что соглашаюсь спустя две недели перейти границу и стать его любовницей? Мне не у кого было спросить — делать это или нет? С Ингой мы больше не говорили о Дамире, это была ее просьба. К Яну я пока не могла прийти — он ведь все равно скажет — надо искать ответ внутри себя.

А что было внутри? Внутри было неспокойно, но сила сопротивления изменениям слабела с каждой минутой, проведенной рядом с ним.

— Дамир, но я хочу переложить ответственность на тебя. Спроси у СВОИХ, надо это делать сейчас или нет?

— Ты хитрая! Я таких, как ты. не встречал! Никто не заключал со мной такой договор. И никто не собирался переложить ответственность на моих покровителей. Но я сделаю то, что ты просишь, если это так важно для тебя.

Мы сидели совсем близко, наши бедра соприкасались, он обнимал меня за плечи. Губы касались других губ, как будто привыкали к их очертаниям. Вокруг были люди, но не было никого. Иногда мне казалось, что мы занимаемся чем-то запредельным, стыдным в этом чопорном японском баре. Но никто не обращал на нас внимания, и это открытие позволяло нам переходить к более откровенным ласкам. Его тело было той самой кондиции, до которой доводят ежедневные силовые тренировки. Мое — отшлифовано ежедневной йогой и восточными танцами. Наши тела как будто существовали отдельно от Дамира и Олеси, которые скрепляли «печатями» контракт на бумажной салфетке.

Мы шли по улице, моросил дождь, капли падали на наши разгоряченные тела и шипели, словно попадали на сковородку. И я по-прежнему говорила «стоп», когда пряжка на моих джинсах была в опасности.

Я должна еще немного подумать, я должна решиться. У меня, в конце концов, еще есть Иван, которому не могу сделать больно. У меня в столе лежит реферат про черных магов, который я должна прочитать. Почему я забыла его в офисе? Ответ немудрен — я просто не хотела его читать. Опасалась какого-то «альтернативного» взгляда на вещи…

Когда я вернулась домой, мой сын спал. Он всегда спит, когда я прихожу. Мы живем вместе, как квартиранты. Я честно исполняю свои обязанности — готовлю завтрак, одеваю, покупаю все более дорогие игрушки — телефон, компьютер, скутер. Я хочу сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался, чтобы не чувствовал себя ущемленным. Мой вечный комплекс, что мало уделяю ему времени, подавляла рассудком — я и так многим пожертвовала ради него. Но и жила, по сути, только ради своего ребенка. Иного смысла жизни, какой-то тверди в своем экзистенциальном болоте, так и не нащупала.

Я поцеловала спящего мальчика и решила закрыть окно, чувствуя сквозняк. Форточка была разбита. Я привыкла к тому, что в доме постоянно что-то ломается. Наверное, играли в футбол, в бильярд, в теннис или бились на световых мечах с магистром Йодой…

В ванной, под холодным душем, которым воспитывала волю и закаляла организм, я вдруг получила инсайт — это был выстрел! Они играли огнестрельным оружием! Я вбежала в комнату и начала трясти спящего ребенка:

— Скажи, почему разбито стекло, вы стреляли, ответь, у тебя пистолет?

— Мам… мы играли… случайно, мячом…»Как это мячом?» — метались мысли в голове.

Отверстие было двойным, «навылет», — на внутреннем и на внешнем стекле, — и размером с некрупную вишню.

Мне снились дурные сны. Никитка попал к скинхедам и сбрил волосы. Я смотрела на его лысую голову и плакала, вспоминая детские золотые кудряшки мальчика в прогулочной коляске.