Ольга Литаврина - Синдром мотылька (сборник)

А когда я, наконец, построил свой благословенный Эдем, явились чиновные крохоборы и предъявили мне неоплатные счета…

И теперь я должен, как отщепенец, как государственный преступник, таиться в гостеприимном доме моего влиятельного друга. И этот «гостеприимный кров» – мне чужой и чуждый. Ведь радушный хозяин все-таки способен в любой момент, разбитого и изношенного, вытащить меня, как марионетку из постели, и пригласить петь, чтобы я вновь ощутил себя шутом, фигляром, картонной куклой, которую дергают за ниточки сильные мира сего! Но сегодня – сегодня я всесилен! Я снова презрел свою слабость и зависимость. Я овладел своей многострадальной судьбой, Господи! И я докажу себе, что не деньги правят миром! Не деньги и не власть, и не злые языки газетчиков, распотрошивших, раскопавших всю мою жизнь, как вонючую корзину с грязным бельем у нерадивой прачки!

Сегодня я уйду, уйду ото всех, покину ненавистную гостеприимную страну, вернусь на свою благодатную виллу, в сады Эдема, – и пусть там, у ворот, дождется меня единственная отрада, последнее сокровище моего усталого сердца. Он сам подбежит ко мне, мой мальчик, сам, первым, непрерывно глядя оленьими бархатными глазами в облачных ресницах. И руки его доверчиво обовьют мою шею, и детские губы целомудренно, легко притронутся к моим губам.

Подснежники детских губ, нежных и упругих, как тетива лука. Глаза мои налиты кровью, и слезы, как кровь, бегут по щекам.

Ах, скорее, скорее! Мне больно! Мне невыносимо больно, о мой штатный лекарь! Торопись дать мне средство, последнее средство от этой последней боли.

Вот такой видел я сон, господин мой Ерохин! А вот и средство – от моей собственной боли…

Буквально на одном дыхании дочитывал я, свежий и благополучный, хоть и потрепанный Кир Сотников, это странное письмо. Или эту исповедь. Или даже своеобразное послание – к кому? По поводу чего? Додумывать становилось просто некогда. Я тут же «помчался» – не беда, что с костылями, – на поиски Ерохина, на ходу придумывая варианты управления машиной на предмет пробиться к Волокушину на дачу и «тепленького» притащить его сюда, в Центр. Вера в возможности Центра, немного, может быть, наивная и преувеличенная, связывалась для меня с личностью Вэна. Я не сомневался, что Волокушина обязательно вытащат из его цепкой болотной жижи!

Но, увы, беседа в кабинете Ерохина была самая обескураживающая.

– Сотников, – спокойно поднял на меня глаза Венич. Никогда не видел его таким потерянным и усталым! – Хоть ты и остался тем самым отважным сердцеедом, но здесь – ни отвага, ни плечо друга, ни прочая рыцарская тягомотина уже не помогут. Я сам отреагировал на письмо Вадима точно так же. Я даже почти надеялся, что Вадим и сам одумается. И – чем черт не шутит! – подскочит ко мне и незаметно, вдруг, прикроет мне глаза руками! Такая сила исходила от письма-исповеди – такая, точно Волокушин был со мною рядом, живой и невредимый!

Через час я, ноги в руки, ринулся к нему на дачу. Перелез через забор, обыскал весь дом – и с горечью убедился, что Волокушин досконально продумал свое «исчезновение». Все было на своих местах – даже его фотография в супружеской спальне! На ней Вадим смотрит в объектив прямо, уверенно, такой же спокойный и обаятельный, как всегда! Эх, Кир, знал бы ты, как хорош был мой пациент Волокушин! Женщины по нему «всю дорогу» с ума сходили, его Алиса подозревала супруга во всех грехах, а он, оказывается, и сблизился-то за время успешной руководящей работы! – с тем самым Галчонком, на вид обыкновенной, толстоватой и простоватой детсадовской медсестрой еще «совковых» времен!

Вот так бездарно прервалась жизнь. Отгромыхали волокушинские медные трубы…

Жена его, Алиса Алексеевна, всего раз навестила меня с полученным от него письмом. Даже об этом – месяца через два после самих событий – позаботился напоследок! До этого письма Алиса не заезжала и не звонила – видимо, та самая бабская «гордость» не позволяла – думала, видно, что загулял благоверный!

Она и письмо принесла – с неохотой – из-за того, что Вадим просил об этом. Письмо оказалось – проще некуда!

«Будь спокойна, Лисенок, со мной ничего не случилось. Я просто опять запил, разбил машину, связался с братками – вот и подался от греха за рубеж нашей Родины! Заодно и подлечусь – там, говорят, полно анонимных алкоголиков! Писать тебе оттуда не буду – понимаешь, я здесь не один, а ты об том и знать не захочешь! Так что жди. Бросить тебя и Веську – я не брошу. А вернуться – сама понимаешь, статус обязывает – вернусь не иначе как порядочным, трезвым и верным супругом. Для «отмазки» в лицее шлю тебе справку о подозрении на онкологию – всем сразу станет понятно, где и как от этого лечат. Вот и пусть ни вас, ни лицей не трогают.