Тамара Ветрова - Гроб для Даниила Хармса

Если я съем кусок стекла, рассуждал Даниил Хармс, это будет ошибка, незаметнаяв ходе времени. Существуют более высокие позиции, в которых мое съеденное стекло будет выглядеть не более пылинки. Так точно человек может существовать без ног. Они намерены лишить человека ног в плане общего исторического устройства. Они мыслят широкои философски. Вначале – уничтожить дрянь под ногами (очистить место); потом – уничтожить ноги, а затем и место. Развеять прах истории по просторам истории во имя и для блага истории. Вот как они мыслят.

Отклонения от математически прямой линии, выработанной кровавой историей трудового человечества и ярко освещённой учением, которое устанавливает, что мир может быть изменён только пролетариатом и только посредством революционного удара, а затем посредством социалистически организованного труда рабочих и крестьян – ОТКЛОНЕНИЯ ОТ МАТЕМАТИЧЕСКИ ПРЯМОЙ ЛИНИИ… от математически прямой…

Дорогие товарищи, мы напишем с вами книгу крупнее Библии и Гильгамеша. Каждый оставит в ней то, что может. Кто-то просто нарисует букву “А”, а другой напишет корявое стихотворение. А товарищ Бабай, совсем не умеющий писать, художественно промычитзавет простого человека, а мы запишем этот завет, а потом разучим этот завет, а потом исполним этот завет в камне, либо в металле, либо в глине, либо исполним иным чудесным образом. Бабай, иди сюда, дорогой. Вот я вижу, дорогие мои, что Бабай уж в Президиуме шевелит губами и поет. Если грязная скотина уронит в хрустальный ручей свой носовой платок, то ручей также станет грязен. Нужен исполин, который дыханием своим опалит грязную скотину, и та исчезнет, как голубь над долиной… как горный орел! Тот полетит в родную юдоль… в родной предел… а Исполин так притопнет ногой, обутой в сапог, что ручей иссохнет, а долина станет приносить крестьянину все необходимое. Персик, кинжал, кукурузу… Спасибо, товарищ Бабай, спасибо, родной, не отворачаивайтесь, товарищ Пастернак…

Писатель Хармс пишет о водяных кругах, а также работу “Нуль и ноль”. Он, как умеет, пытается пробиться к отражению реальной жизни, его живоволнует реальность, как она есть; но общее задымлениеего сознания ставит писателю палки в колеса. Ему кажется, что, описывая невидимые закономерности, он – косвенно и опосредованно – пробивается к естественному порядку вещей. То, что писатель Хармс голодает, не совсем верно. Он скорее обходится без пищи. “Нуль и ноль” не свидетельство нищеты писателя, это свидетельство его духовной нищеты и острой нужды в руководителе. Дважды товарищу Хармсу предлагался руководитель. Но оба раза претенденты на эту роль были отвергнуты неподобающим образом. Первый был назван лежалой скотиной, а другой побит скалкой, которая не принадлежала поэту Хармсу, а осталась от прежних хозяев. Эти фактыставят под угрозу намерение помочь беспризорному поэту, участь которого волнует его сокамерников по делу.

Об этом говорит

стенографический отчет.

Глеб Нагайко: Скажите-ка, Хармс, что вот это означает? (Тычет пальцем в страницу тетрадки.)

Д.Х.: Это означает букву “Н”.

Глеб Нагайко: Нет, далее?

Д.Х.: Далее чистый лист бумаги с небольшим пятном. Пятно от селедки, которую принес писатель Городочкин.

Глеб Нагайко: Врет! Вот он, товарищи, опять врет! Откуда сейчас взяться селедке, если неурожай?!

Другие писатели: Товарищ Нагайко прав! Прав и еще раз прав товарищ Нагайко. Товарищ Даниил Хармс мутит воду. Наводит тень на плетень. Втирает очки. Как обезьяна в басне Пушкина! Не Пушкина, а Гоголя. Вот тебе Гоголь! Пушкин. Да не тот и не другой. В басне Крылова, нашего дорогого баснописца!

Секретарь писателей: Товарищ Хармс! Объясните нам, своим товарищам, для чего вы всякое утро выходите на балкон в голом виде?

Д.Х.: У меня нету балкона.

Секретарь: Для чего раздеваться в канун новой пятилетки? Вы, Хармс, вредитель сродни трутню.

Глеб Нагайко: Протестую! Трутень – полезное животное. Он способствует общему ходу дел.

Д.Х.: Я тоже способствую.

Все писатели: Чему же?

Д.Х.: Я способствую общему ходу небесных светил. Я не оставляю их без внимания.

Писатели молчат.

Д.Х.: Прошу выдать мне умеренную пенсию или оказать другую помощь. Я наблюдаю светила последние 24 года, безо всякой помощи и поддержки.

Писатели (неуверенно) : Что ж…

Глеб Нагайко: Хармс показывает нам кукиш в скрытой форме!

Секретарь писателей: Не кричите, товарищ Нагайко. Товарищ Хармс справедливо упрекнул нас. Что мы, бездушные кони?