Уже март был, солнце, сосульки. И вот как-то утром подозвал дядя Роман нас с Колькой:
— Вы, ребята, старшие. Вам я должен все сказать. Отправляйте-ка всех гулять и дайте мне мою сумку.
Галка одела малышей, и они ушли. Дядя Роман открыл свою сумку. Сначала достал коробку с шариками. Их там всего шесть штук оставалось.
— Разделите бритвой каждый шарик пополам и давайте Мике и Васе через день по половинке. Сами не ешьте — большие уже. Да и Галка потерпит.
Мы с Колькой закивали: понятно, мол, чего там.
— Теперь открывайте вот эту.
Мы открыли коробку с опилками. Их побольше было — штук тридцать. Он их тоже велел на половинки разделить.
— Кашу делать умеете. Маленьким давайте в те дни, когда шариков есть не будут. И сами ешьте через день.
— А вы, дядя Роман? — спросил Колька. — Вы что, уходите?
— Да, ребята. Мне пора.
— Да ведь вы больны. Вам лежать надо.
Дядя Роман не сразу ответил. А потом сделался еще серьезней и сказал вроде как нам обоим, но больше все-таки Кольке:
— Вот еще что. Через двадцать два дня, второго апреля, вот это, — он достал коробочку с кнопками, — надо положить в любое место у Пяти углов. Здесь близко, вы знаете.
— Знаем, — говорит Колька.
— Но так, чтобы видно не было. Если снег не сойдет, лучше в сугроб уронить, а если все растает, землей немного присыпать…
— А в какое место положить-то?
— Не важно. Не беда, если на сотню шагов ошибетесь. Главное, чтобы никто раньше времени не нашел, а кому надо — отыщут. — Он долго так смотрел на нас и добавил совсем уж тихо: — Очень вас прошу, сохраните ее до второго апреля и отнесите куда я сказал.
— Может, вы сами? — говорю я.
— Я не могу. Дела у меня, ребята, в другом месте дела…
— А вдруг, — говорю, — мы не…
Но он не дал мне закончить:
— Дайте-ка мою куртку и проводите меня до угла.
Я и сейчас помню, как медленно мы шли по Восстания до угла Маяковской. Еле-еле. Я начал было вспоминать, когда дядя Роман ел с нами в последний раз. И не вспомнил. Может, неделю назад. А может, две? Давно, очень давно. За угол он свернул один — нам с ним дальше идти не велел. Только рукой махнул и отвернулся.
Шарики и опилки мы делили, как он говорил. И вот дотянули, видите — живы. А второго апреля мы с Колькой пошли к Пяти углам и засунули коробку в щель за каменной тумбой во дворе булочной. И снегом забросали.
Третьего хотели посмотреть, там ли коробка, но не успели — из домкома пришли, сказали, будут нас эвакуировать. Хлеба дали, сюда вот привезли.
Мальчишка широко зевнул и тряхнул белобрысой головой.
— Да ты иди, ложись. Еще часа три до посадки. — Пожилой старшина провел изувеченной ладонью по волосам ребенка и слегка подтолкнул его. — Ступай, ступай!
— Так вы уж попросите, чтоб нас в одну машину, а? Всех семерых? Нам обязательно, чтоб вместе.
— Сделаем, Серега, сделаем.
Щуплая спина мальчика растаяла в глубине коридора.
— Фантазер, писателем будет, — сказала худая сутулая медсестра.
— Да, складно врет, — согласился старшина. — А кем будет — чего гадать. Вон позавчерашний транспорт — вчистую разметало. Ни один не спасся… И-э-х… и мне соснуть часок.
И старшина расстелил полушубок тут же на лавке у черного колена тихо остывающей чугунной печки.
Через день пришло письмо с последними новостями и указаниями:
7 июля 1977 г.
Дорогой Котичка!
Пишу тебе коротенькое письмецо. Забыла сказать о полотенцах — возьми одно для ног, а второе — для лица, себе. Я не взяла и обхожусь, Оленька со мной поделилась. А банку для сметаны не надо, т. к. здесь сметану продают в баночках — изумительную, как масло, а разливной, кажется, вовсе нет. Посуду молочную принимают тут же в магазине, когда покупаешь продукты, идет в зачет. Возьми себе что-нибудь из непродуваемой одежды (например, замшевую куртку с водолазкой), вечером на море ветер, а мы ходим вдоль берега далеко-далеко.
Котичка, скоро мы уже увидимся, я очень рада этому. Сейчас Оленька заснула. Я ей каждый вечер на ночь даю теплое молоко, дабы избежать всяких простуд. Машину здесь можно ставить под окном. Будь осторожен, когда поедешь.
Ну, все, кончаю письмо, мой дорогой, любимый Котичка.
Целую тебя крепко.
Наташа
P.S. Забыла еще о чае. Привези пачки две (большие) инд. чая, т. к. здесь только грузинский. И еще — лимоны, крупных штуки три, Оле хватит для чая, а то молоко она целый день пить отказывается. Ну и тряпки — вытирать со стола, мыть посуду — небольшой запасец, т. к. у хозяйки жуткая вонючая тряпка уже месяц не меняется.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу