Геннадий Авраменко - Уходили из дома

Полночи я долбил по правой руке ложкой и вскоре приобрел довольно-таки внушительный синяк. Утром мы с Ренаткой сходили в Пироговку в травмпункт, но справку о моей безусловной нетрудоспособности мне выдать отказались. Пришлось уезжать с перспективой вылететь из училища за прогулы и практически нерабочей кистью руки. Мама, которой я позвонил и заявил, что уезжаю на Кавказ, расплакалась и сказала, чтоб домой я даже не возвращался. Ренаткина затея грозила обернуться для меня серьезным жизненным крахом.

По трассе мы мигом, уже к ночи, долетели до Харькова. Проехались в метро до проспекта Гагарина, без труда нашли улицу Кирова, а там и квартиру Солидола. Дверь открыла Котенок Гав.

Ночью, под Pink Floyd, эти бездушные сволочи занимались любовью, резонно предполагая, что мы с Ренаткой парочка, но ведь это было не так! Все происходило в одной комнате, и мучились мы, лежа на полу, страшно. Я даже в какой-то момент малодушно предложил Ренатке заняться тем же самым, потому как невыносимо.

— Я бы с радостью, — грустно ответила Ренатка. — Но дело в том, что я еще... ну...

Учитывая, что Ренатке тогда было лет пятнадцать, ничего удивительного.

С тех пор при звуках этой музыки мы еще долго вздрагивали и говорили хором: «Ненавижу “Пинк Флойд”!»

Долгие переговоры с Катей, потом с ее родителями, потом снова с Катей привели к позитивному результату. Она к тому времени задолбалась сидеть в голодном Харькове, а ее зажиточная мама уже готова была принять дочь в дом даже с неприятным довеском в виде Солидола.

После того как спасательную миссию по возвращению рыжей бестии в лоно семьи мы выполнили, я робко поинтересовался, не пропало ли у Ренаты желание ехать на Кавказ. Не пропало. И мы поехали дальше. Проезжая Ростов-на-Дону, из окна «КамАЗа» мы увидели бронетранспортеры. Ренату это зрелище сломило, и она согласилась на войну не ездить. А узнав, что у меня в Хосте бабушка, согласилась остановиться у нее, сходить погулять в горы и поехать назад в Москву.

Бабушка, не видевшая меня года три, даже не узнала сначала. Потом решила, что мы с подружкой сбежали из дома и вскоре у нее будут внуки. А потом Рената сперепугу помыла голову моим кремом для бритья и, с превеликим трудом этот крем смыв, с интересом слушала бабушкины рассуждения о коммунистической морали, падении нравов нынешней молодежи и предателе Горбачеве.

Утром мы, попрощавшись, пошли в горы. Так как из ближайших гор мне хорошо знакома была только Самшитовая роща, которая казалась мне этакой карманной горой, мы туда и пошли. Ну в самом деле, не на Красную же Поляну переться? К тому же эту гору я выдал Ренате за один из высочайших кавказских хребтов и вести ее старался наиболее трудными путями, минуя официально проложенные асфальтовые дорожки.

Гуляли мы долго, вдумчиво осматривали древние стволы самшита, а когда я робко намекнул, что пора бы и на вокзал, случилась буря. Рената сказала, что это не гора, а говно, и так как я ее фактически обманул, мы должны провести с ней ночь на соседней горе. Пришлось скрепя сердце подчиниться. И мы начали спуск. Прямо там, где стояли, и начали спускаться. То, что сверху казалось несложным, на деле оказалось непреодолимым. Несколько раз мы застревали, подумывали о том, как бы позвать на помощь. Пару раз падали, хватаясь за хрупкие стволы самшита, которые с треском ломались под тяжестью даже наших тщедушных тел.

Но спустились с грехом пополам. Переправились через горную речку и полезли вверх, на соседнюю гору. Подниматься всегда проще, но не по осыпающемуся склону, который достался нам! К ночи доползли до вершины, если верхнюю точку этих гор вообще можно называть вершинами. Силы там и иссякли. Набрали мы дров, разожгли костер. И вот тут-то и выяснилось самое неприятное. Оказалось, что ночи в Краснодарском крае в апреле не то чтобы не очень теплые. Они невыносимо холодные! А у нас нет ни одеял, ничего, кроме одежды, на нас надетой! Почуяв легкую добычу, в кустах забегали животные, судя по звукам, большие и страшные. Неподалеку завыли шакалы и заухали совы. Стуча зубами то ли от ужаса, то ли от холода, мы съежились у костра. Я — проклиная Ренатку, Ренатка — проклиная себя. Периодически мне приходилось идти за новой порцией дров, что не так-то просто, когда нет фонарика.

В общем, как только забрезжил рассвет, промерзшие мы вышли на дорогу, которая оказалась всего метрах в ста от нашей стоянки, и добрались до поселка, а там и до вокзала. К бабушке идти не позволил банальный стыд за свое идиотское поведение.