Закир Дакенов - Вышка

Вечером, сев в ту же машину, я передал чай и пачку сигарет «утреннему» зэку.

В батальоне — столпотворение: вышел приказ. Тот самый приказ о демобилизации… Еще вчера дембеля пели под гитару после отбоя: «Ждет Серега, ждет Андрей, товарищ маршал, думай поскорей!» — и вот приказ. Утром я разорвал тайный свой календарик, по которому считал, сколько остается…

В столовой на завтраке, стоя на лавке, его читал мой годок Бестужев. Поправляя то и дело съезжающие очки (одна дужка была сломана), он читал, как потребовали, торжественным голосом:

— …На основании Закона о всеобщей воинской обязанности, приказываю… — Бестужев изображал маршала.

Когда приказ под восторженный рев дембелей был дочитан, ему, как положено в таких случаях, они все отдали свое масло. Потом, скучившись в умывальнике, наш призыв съел его. Прямо так, без хлеба.

Читка приказа шла весь день. Его читали с вышки, прежде чем спуститься с нее, читали в караулке между сменами — дембеля все слушали и слушали… Ночью, когда ответственный офицер ушел на жилую зону с проверкой, приказ читал Андрей. Его голова нависла сверху, упираясь в потолок, под ногами подрагивали поставленные друг на друга три табурета. Вокруг, закинув ногу на ногу, сидели «гражданские», внимательно слушали. Прозвучали заключительные слова «приказ огласить во всех ротах, эскадрильях, экипажах и батареях», сидевший ближе всех Морев резко пнул ногой по нижнему табурету… Андрей, взмахнув руками, рухнул в грохот и вой дембелей. В быткомнате третий час Бестужев выводил тушью на чистых портянках текст приказа — на память. В каптерке принимали в кандидаты, бывших кандидатов принимали в деды… Принимали дембельским ремнем: шесть ударов, двенадцать, восемнадцать. Восемнадцать ударов — для дедов — через подушку…

Попав, наконец, в койку и чувствуя последние вспышки — громкие голоса, чей-то хохот, звук гитары, я уловил в голове мысли, что вот еще столько же, и год позади… неужели так?.. А еще…

Прозрачный от бледности, Журавлев сидел в траншее и смотрел оттуда веселыми глазами.

— Ну как ты, брат?

— Нормально, Саш, — выговорил я разъезжающимися губами. Мне тоже хотелось улыбнуться. — А что с тобой было?

— Да ничего страшного… Мразь одну на место поставил. Не стоит даже говорить.

— А ты там… тебе чай от меня передали?

— От тебя?

Я рассказал.

Он задумчиво тер подбородок и смотрел на меня. Потом сказал:

— Говорил он мне, что нес от солдата чифир, да на входе зашмонали…

— Да нет же! Я в оцеплении возле ворот стоял, нормально он прошел. В тот раз и не шмонали почти — мороз…

— Так-ак, — выговорил Журавлев, и глаза его превратились в острые щелочки, скулы шевельнулись бугорками. — Ну будет имя его Горе, а фамилия Беда. — Он помолчал, потом сказал каким-то притихшим голосом: — Пацаны… Взять бы топор и идти всю зону подряд рубить не ошибешься…

Я молчал. А он уже опять улыбался и показывал мне какой-то сверток:

— Подарочек тебе. Поймаешь?..

Сверток попал мне прямо в грудь, а Журавлев уже издали махал рукой:

— Давай, будь!

Я разорвал бумагу — блеснуло ярко… Это был серебряный портсигар. Открыл — туго набит папиросами. По тропе катился начкар — сержант Кучеров. Я спрятал портсигар, взялся рукой за ремень автомата…

— Лауров, слушай, — быстро проговорил Кучеров, перебивая доклад. — Сейчас к тебе перебросчики подойдут, ты сразу позвонишь, но так, чтобы они не видели. Понял-да?

— Так точно.

— Говори с ними, делай что хочешь, но — задержи.

— Есть.

…Я смотрел ему вслед. Он шел быстро, четко отмахивал рукой, становился все меньше и меньше… А слова его — вырастали во мне, теснили дыхание…

Вчера этот самый Кучеров после подведения итогов, когда Седякин вышел, бил Бестужева. Бил за то, что тот «стоял и смотрел, как в зону мешки летят». Между ударами он приговаривал с какой-то особой злостью: «Для тебя зэк… дороже твоих товарищей?.. Твоих же товарищей… с кем ты из одного котелка… одной шинелью…»

Он становился все меньше и меньше. А слова его начинали разрывать изнутри…

— Привет, солдатик!

Я обернулся.

За маскировочным ограждением стояли они.

Двое парней в распахнутых шубах и пышных шапках. И с ними девчонка лет пятнадцати, с огромными глазами, плавающими на худеньком лице. Она смотрела на меня из-под козырька челки, курила быстро.

Один из парней показал глазами на зону:

— Земляк, там есть кто-нибудь? Я посмотрел. Трое зэков стояли на куче щебня, вытягивая шеи.