Сальваторе Адамо - Воспоминание о счастье, тоже счастье…

— Для меня?

— Смотри, он краснеет, что за прелесть, — заметила Пьеретта Шадии, и та удалилась.

— Она с нами не выпьет?

— Нет, она же мусульманка. И не бойся, здесь она только танцует, но последний танец, если захочешь, может оставить за тобой.

И тихо напела, из Далиды: « Оставь последний танец для меня …», подняв свой бокал.

Я ей подыграл:

— За вас!

— Счастливого дня рождения!

— Очень мило с вашей стороны вспомнить о том, но это будет завтра.

— Я знаю, но завтра день поминок, не правда ли забавно…

— Но вместе с тем и день рождения вашего сына.

— Да, да, я помню, но не будем об этом. Сегодня вечером — ты мой сын.

Собрав всё своё мужество в кулак, я бросился в атаку:

— А ведь вы уже несколько месяцев шпионите за мной.

— Месяцев… не совсем обычных.

— Не один ли чёрт?

— Сказано же: «любящий да последует за мной», я за тобой и иду, потому что люблю очень, не то всё бы давно бросила. А поскольку была прислугой у тебя, то всё к твоей лишь пользе и делала.

— Так, по-вашему, я должен почитать за счастье, что стал предметом вашего внимания?

— Вот именно, малыш, и у меня вопреки всему впечатление сложилось, будто я… ну, очень во время постучалась в твою дверь, помешав тебе большую глупость сотворить.

— Да, ну! Только, я что-то ничего не припомню.

— Ну, да! Ищи дураков! Ах, в какую передрягу ты без меня вляпался бы, с газом-то?

— Да, небось, и с сыном вашим?

— А вот теперь в самую, что ни на есть точку, и приходится его терпеть, дружок. Тридцать лет уж, как он навлекает на меня одни лишь неприятности. Какую ж кучу сверхурочных часов пришлось переработать мне, чтобы заплатить за его достойное, как у принца какого-нибудь, образование… Так нет же, ему нужно было всё испортить. Прогулы, рядом личности какие-то подозрительные, враньё и всё, что за ним следует, у него в крови это, что ли, часто спрашивала я себя. Я могу лишь смутно догадываться, кто его отец, столько воды утекло с тех пор, а я так не нашла времени взять реванш и сбагрить ему мальчугана.

— А Дюпре, он-то кто?

— Муж, мой покойный муж, Морис, упокой душу его, Господи. Он был с севера Франции, знаток вин, торговал их за рубеж, разъезжал… Дорога-то его у меня и стибрила, слишком надегустировался однажды. Поводом к разладу у нас было лишь его презрение к итальянским винам, которые он без разбору сливал в бочку с помоями. Меня это доводило до кипения. Тем не менее, веришь ли, всегда у нас водились хорошие вина. Надеюсь, ты помнишь — сассикайя, брунелло ди Монтальчино, тиньянелло. Но французы-то эти, с их самомнением, они же никогда не опустятся до того, чтобы пить иностранное. Потому-то и вина у нас были отменные, иначе просто и быть не могло. Так-то вот. Стоит только откупорить бутылочку хорошего вина, и кино никакого не надо.

— Он занимался Роланом?

— Пытался, да только бездельник уже катился по наклонной, когда мы с Морисом познакомились.

— А вы никогда не думали, про удел матери, что он особый и, скажем, в том именно и состоит, чтобы дать кому-то толчок к первому шагу, а тут всё же свой сын.

— Порой я сомневалась, что он действительно мой сын… думала, нянечка в роддоме невзначай могла, мол, и подменить. Ладно, кончаем разглагольствовать. Да, это мой сын, ну и что? Это не удерживает его от грязи, ты же вот, славный малый.

— Не такой уж и славный, не преувеличивайте.

— Ты знаешь ещё кого-нибудь, кто сподобился бы доверить вонючей речке любовное письмо, сложенное корабликом?

— Это всего лишь глупость, тайна моя от меня же самого.

— Замечу тебе, всё же, что посланник твой в сотне метров от места спуска на воду оказался задержанным останками зонта, откуда я его, по любопытству своему, и высвободила.

— Я не надеялся, что он уплывёт далеко.

— Как бы не так! Ты рассчитывал-таки разыскать ту брюзгу, что ткнула моего сына в дерьмо, к словам не цепляйся, а потом и с тобой такое сотворила.

— Вы не любили её, оттого в мой день рождения и перехватили, чтобы она ко мне не пришла…

— Я не католичка, чтоб дивиться тому, как и куда она ходит, не отчитываясь о том в исповедальне. У неё была одна мыслишка в голове, да не совсем для тебя симпатичная, это в глаза кололо.

— А вы, значит, её на путь истинный наставили.

— Так, не моя в том вина, что на неё напали, добра девица не станет шляться по улице в такой час, да в первую попавшуюся машину, будь то даже Мерседес , залезать.

— Но, что же ей оставалось после того, как вы ей наплели, будто меня нет.