Марк Хелприн - Рукопись, найденная в чемодане

– Это просто, – сказал он. – Я повисну на этом вот громоотводе, а вы сползете по мне. Потом, когда вы будете в безопасности, я соскользну вниз, вы схватите меня за щиколотки и потихоньку опустите меня.

– Вы родом откуда? – спросил я.

– Из Швеции, – сказал он, решительно придвигаясь, чтобы прицепиться к громоотводу.

Я сполз по нему вниз и, несколько минут продержавшись за его лодыжки, меж тем как он лягал меня по лицу, словно бы отгоняя цыпленка, полностью вытянулся и отцепился. Скольжение, прежде чем подошвы мои коснулись уступа, продолжалось несколько долгих секунд.

Затем отцепился и он, да так, словно находился всего в нескольких футах от земли, и я втянул его на площадку.

– Что теперь? – спросил он, не вполне уверенный в нашей миссии.

– Теперь повернемся.

И мы повернулись. Хотя пожарный выход проходил всего-то шестью футами ниже, в ширину он имел лишь два с половиной фута, и мы могли его видеть только при опасном наклоне вперед. У меня было такое чувство, словно бы невидимая сила толкала меня с выступа в пустоту. Я, разумеется, сопротивлялся этой силе, но при этом старался не перегибать палку.

– Что дальше? – спросил он.

– Мы спрыгнем и набросимся на него.

– У него винтовка. Вы пойдете первым.

– Если он попадет в вас, это еще не значит, что вы непременно умрете, – заявил я.

– Все равно вы пойдете первым.

– Нет-нет, – сказал я. – Тому, кто пойдет первым, безопаснее. Это его ошарашит, и он станет целиться во второго.

– Пусть так, но вы идете первым.

– Ладно, раз вы настаиваете, – сказал я.

– Хорошо. Я вскоре последую за вами. Когда я спрыгну, он от вас отвернется. Тогда вы на него наброситесь.

С этим я согласился. Пожалуй, в тот момент я согласился бы с чем угодно.

Я обеими руками помахал полицейским, чтобы они прекратили стрелять, и, когда до них это дошло, спрыгнул. Поскольку я думал, что не попаду на пожарную галерею и разобьюсь насмерть, то отцепиться от края было гораздо труднее, чем в первый раз прыгнуть с парашютом, когда у меня, по крайности, был парашют. Но мне повезло. Я приземлился не только на галерею, но и на винтовку, словно это был рычаг, точкой опоры которого служил подоконник. Приклад так сильно ударил снайпера в челюсть, что его отбросило в глубину комнаты.

Вслед за этим рядом со мною приземлился швед, в полную силу шмякнувшись о пол задними своими частями. Вроде бы он ничего себе не повредил, но казался слегка ошеломленным.

Я взял винтовку и величавым жестом перекинул ее через голову. Через несколько секунд услышал дребезг, с которым она упала на мостовую.

– Идиот, зачем вы это сделали! – завопил швед.

– Он без сознания, – убежденно сказал я; прошла секунда.

– А вот и нет, – возвестил швед, уклоняясь от снайпера, пытавшегося заколоть его штыком.

– Прекратить! – гаркнул я, и снайпер тогда сделал выпад в мою сторону; я отпрянул, ударившись плечами о перила – Прекратить!

Это возымело действие – он замер. Я увидел его в первый раз. Должен сказать, что был удивлен: он совершенно не соответствовал моему представлению о снайперах. Росту в нем было около полутора метров, и были у него редеющие рыжие волосики и рыжая бороденка, а глазки, самые выпученные глазки, какие мне только приходилось видеть, создавали впечатление, что его кто-то душит.

– Тебе шею сдавило! – крикнул я пронзительным голосом, впрыгивая внутрь через окно, о чем тут же пожалел.

Я оказался в его квартире, а может, в офисе, неважно, и это было тем местом, находиться в котором я не хотел. Пол устилал двухфутовой толщины слой из остатков пищи и кофейной гущи. На плите булькал кофейник, а вокруг были разбросаны картонные тарелки с жареной курятиной, некоторые из них были, возможно, доставлены туда вчера, а некоторые – год назад. Это было все равно что оказаться в трехмерном фильме о разлагающемся цыпленке.

Охваченный отвращением, я вскочил с пола, стараясь удержать рвоту. Ничего нет хорошего в том, чтобы тебя тошнило, когда кто-то готов наброситься на тебя со штыком. Я заметил, что ванна, находившаяся там же, до половины наполнена какой-то зеленой слизью, а над унитазом висит изображение Эла Джолсона и в глотку ему воткнут метательный нож.

Возле плиты стояла куполообразная птичья клетка, в которой покоились кости издохшего попугая, а на входной двери висел календарь за январь 1922 года.

Товарищ мой впрыгнул в окно и первым делом сказал:

– Какая мерзость! Что за мерзкий тип!

Снайпер, засучив ножками, бросился в мою сторону. Я уклонился, как если бы уходил от удара кулаком, и он врезался в стену, но повернулся в мгновение ока. Он был донельзя взбудоражен.