Сергей Тепляков - Двуллер-2 - Коля-Николай

В городе был шинный завод. Оставалось только поехать туда с военными печатями и «купить». Вот он миллион – нагнись и подними. Эта сделка и манила, и пугала Грядкина. Он помнил, как в один момент остался ни с чем, вложившись в те проклятые плунжерные пары – до сих пор его передергивало при этом названии или при их виде. Как бы не обжечься и здесь. Но миллион был слишком манящей цифрой. Он уже заработал миллион – но это за несколько месяцев. А тут можно было сделать столько же одной сделкой! Против воли он представлял, что с такими деньгами можно уже из «бизнеса» и уйти. Да и города, где он еще не был, уже все равно кончались. «Провернуть это дело и на покой… – думал Грядкин. – Куплю себе магазин, буду понемногу крутиться. Заживем с Ириной»…

Эту операцию он готовил, как игрок готовится к большой игре в казино. На шинный завод Грядкин не пошел. Выбрал одну из конторок, через которые завод продавал шины. В конторе оказались одни женщины. Грядкин подумал: «Вот и хорошо!». Начался разговор.

– Я представитель воинской части… Нам нужны колеса большими партиями, и ваш прайс-лист нас удовлетворяет… – начал он.

Сидевшая напротив него женщина лет сорока одобрительно кивала – удовлетворяет так удовлетворяет. Грядкин спросил, смогут ли они поставить сразу большую партию, на миллион двести тысячи.

– Ну а чего ж… – ответила женщина. – От завода торгуем, наберем.

Грядкин и по привычке, и для виду покочевряжился по поводу цены – сбросить бы?

– Ну а чего ж… – опять сказала женщина. – Подвинемся чуток.

Грядкин просиял. Выспросил, какие бумаги надо оформлять, договорился о сроках. Когда пошел такой – без хитростей и ловкостей, чисто технический – разговор, ему стало легче. Он решил, что самое главное позади.

Был уже февраль. Грядкин радовался и тому, что до 1 марта осталось совсем чуть-чуть, и тому, что год нынче не високосный: в прошлом году разлука была на день длинней.

… А в феврале он пропал. Ирина вдруг вспомнила, как звонила ему раз за разом по всем его номерам – у него их почему-то было три. Все номера молчали. Она хотела было уже ехать искать его, но тут подумала – куда? В последнее время он то и дело переезжал. Лежа сейчас на нарах, вдыхая тяжелый воздух камеры, запах многих потных тел, она вспоминала свои страшные мысли, приходившие ей в голову полгода назад – неужто убили? Заявить в милицию – а в какую? Да и кто он ей, а она – ему? В те дни слезы то и дело заливали ее лицо. Даже Мишка однажды вечером подошел к ней, сел рядом и сказал:

– Мам, ты чего? Ты из-за отца, да? Да ты уж наплюй, его не переделать…

Она сквозь слезы по одному своему мужчине вгляделась вдруг в другого – неужто он возвращается к ней? Неужто не зря она его ждала?! Робея, она протянула руку, погладила его по голове и он не отстранился.

В марте вдруг что-то толкнуло ее – она зашла на главпочтамт и как когда-то спросила в отделе «до востребования», нет ли ей писем. Работница посмотрела среди конвертов и вдруг достала из них один.

– Вот… – сказала она.

– Спасибо… – помертвевшими губами проговорила Ирина.

– Не за что… – ответила ей работница.

Едва отойдя от окошка Ирина разорвала конверт. Листок был маленький, мятый, от него исходил даже какой-то странный запах – теперь-то она поняла, чем так пахло то письмо: тюрьмой! Ирину удивило, что буквы оказались меньше обычного – но почти сразу она догадалась: это для того, чтобы больше влезло.

Она усмехнулась, вспоминая, как читала это письмо, как начала понимать, откуда это все – шубы, лимузины, номер для новобрачных. Грядкин, ее Коля-Николай, мальчик с горящими глазами, оказался вором. Он, понятно, об этом не писал – говорил лишь, что сидит сейчас в СИЗО того самого города, где они встречали Новый год, что обвиняют его по разным статьям, писал даже, что он ни в чем не виноват. Но она как-то сразу поняла, что виноват, на все сто. «Как он мог!» – подумала она, и вдруг поняла – это же все ради нее! «Это же он для меня, дурак… – вдруг внутренне ахнула она, прижимая руки к лицу. – Господи, какой дурак».

Она спросила тут же листок и села писать ему ответ. Написала, что уже потеряла его и рада уже тому хотя бы, что он живой. Написала, что любит. «А что я еще могла написать? – думала она сейчас. – Попался и сиди? Ради меня мальчишка жизнь загубил»…

Она и тогда думала так же – загубил. Надеяться на то, что все это ошибка, не приходилось – уже одна только шуба доказывала, что все это чистая правда (шуба так и осталась у Николая – взять ее с собой Ирина не решилась).