Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2000)

А. В.Я недавно листал двенадцатый номер «Нового мира» за 1934 год, в нем напечатаны поздравления писателей к 10-летию журнала. И интересно, что Пастернак, Пильняк, Алексей Толстой и другие авторы говорят, что «Новый мир» — не просто хороший журнал, но — главный журнал советской литературы. Видимо, тогда было заложено странное ощущение, что «Новый мир» — главный.

М. Ч.Да, было ощущение, что «Новый мир» — это основной ствол. Как в шахте. Вячеслав Полонский его заложил — больше своей литературной политикой, чем статьями, которые и тогда-то, наверно, читать было тяжело. К 1934 году «Красная новь» была уже отодвинута. Она несколько лет продержалась в этой роли, потом «Новый мир» ее заместил, а дальше — все наслаивается. Когда не раз заявлено, что — «главный», время начинает работать на журнал.

А. В.И вот традиция эта накапливается, перескакивая через пустоты конца 30-х годов, укрепляется в 60-е годы… Журнал оставался «главным» и в те десятилетия, когда не был лучшим. Но советская эпоха заканчивается, культурная ситуация переворачивается, и оказывается, что никакого главного журнала быть уже не может (ведь не спорим мы о том, какая сейчас главная газета и почему «Известия» больше не являются, как при Советах, второй главной газетой страны). Время перевернулось, а инерция восприятия у нескольких поколений читателей осталась. Сегодня одна из главных творческих проблем «Нового мира» — противоречие между вчерашними ожиданиями, накапливавшимися годами, и объективной невозможностью эти ожидания удовлетворить. Как вы думаете, чем эта коллизия может в дальнейшем разрешиться?

М. Ч.Традицию невозможно вырвать из головы, это часть умонастроения, взгляда на вещи. А если вернуться в прошлое, то стремление определить главный журнал было стремлением определить пик литературоцентризма. Так как литература в силу разных обстоятельств выдвинулась в России с середины прошлого века на первое место и раз мы идем вдоль горного хребта, то, естественно, ищем, где же его пик. А идея единичности — один лучший поэт, один лучший писатель, один лучший журнал, — она из начала 30-х годов… Ну а сегодняшние психологические трудности в общении с читателями — это отражение тех самых трудностей, с которыми идет врастание людей в новое время, когда люди проснулись в своих домах, но в другой стране. Они видят, что журнал приходит в той же обложке, но помещен совершенно в иной контекст…

А. В.Качество журнала при этом не ниже, чем в лучшие годы…

М. Ч.…но перестало быть событием. Раньше читатели знали, что если появился Войнович или Владимов, то вся мыслящая, вменяемая, просто образованная Россия об этом говорила. А сейчас — в отсутствие огромного общественного резонанса — все публикуемые вещи кажутся эстетически хуже. Как моя маленькая дочка говорила: вот у тебя, мама, книжка вышла, а ничего не изменилось, все также люди по улицам ходят… Я ей сказала: так это хорошо, а вот если книжка вышла и люди перестали ходить — это плохо… Да, вышел номер журнала, а люди не бросаются друг к другу с возгласом: «Читали?!», как мы когда-то после чтения Домбровского (о Солженицыне уж не говорю), и читателю кажется, что и щи стали пожиже.

А. В.Вот вы сказали: «мы читали». А когда вы как читатель впервые соприкоснулись с «Новым миром»?

М. Ч.В девятом и десятом классе я ходила в районную Сокольническую библиотеку, читала толстые журналы. Помню прекрасно, как читаю не отрываясь «Времена года» Пановой и жду не дождусь следующего номера с окончанием, а потом в нем же Померанцев — об искренности в литературе (1953, № 12). Да, «Новый мир» для меня выделился тогда — в 1953–1954 годах, и с той поры читаю журнал постоянно.

А. В.А когда и как вы впервые напечатались в нашем журнале?

М. Ч.Сначала начал печатать там короткие рецензии мой муж [Александр Чудаков], потом решил и меня втянуть, принес мою коротышку без подписи — на книгу А. Хайлова о Пришвине, еще что-то. А потом смешная была история в 1961 году, я собиралась рожать с недели на неделю и решила написать большую рецензию в «Новый мир», причем я совершенно не представляла, что надо сначала договариваться о рецензии, что ее должны заказать. Я написала рецензию на детскую книжку Галины Карпенко. Пришла — сидят, как потом выяснилось, Калерия Николаевна Озерова и Галина Павловна Койранская. И много лет спустя Калерия Николаевна говорила: «Я думала только о том, чтобы ты тут у нас не родила, скорее бы тебя спровадить». И хотя они в изумлении смотрели на меня: как же без заказа? — но рецензия им понравилась. А редколлегия потом ее отвергла — потому, как мне сказали, что сама Галина Карпенко показалась им недостаточно интересным явлением. А уж потом мне стали заказывать, и я написала важную для меня рецензию на книжку Веры Смирновой о Гайдаре. Я очень любила Гайдара и до сих пор люблю и хотела о нем писать, как и сейчас хочу. Я в эту рецензию довольно много вместила, что думала о Гайдаре. А в 1962 году мы написали с Чудаковым свою первую совместную статью и напечатали ее во втором номере 1963 года. Собственно, я вообще начала печататься именно в «Новом мире».