Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Санкт-Петербурге.
1
* *
*
Александру Танкову
Помню, как это в светско-советских салонах входило в моду:
Дама, держа папиросу и поглядывая на голубой дымок,
К удивленью присутствующих, демонстрируя неслыханную свободу,
Вдруг в свою фразу вставляла уличный матерок.
Как ни в чем не бывало. А чего стесняться?
Или вы ничего не знаете про сталинские лагеря?
Были же они, были! В лагерях матерятся.
“Молодой человек, вы как будто поморщились? Зря”.
Эти длинные пальцы, эти красные ногти!
И качнулась ко мне, как лоза.
А еще волновали меня ее острые локти.
“Это вам не стихи!” — улыбнулась, прищурив глаза.
Было принято грустно смотреть и устало.
И тянуть “Хванчкару” из бокала, как тянет пчела.
А Шаламова, видимо, то ли еще не читала,
То ли плохо прочла.
Тому, кто родился в Англии
Здесь жил мистер Блини…
Филипп Ларкин
Тому, кто родился в Англии, лучше сидеть на месте,
Никуда не ездить, — так говорил поэт.
В провинциальном Халле, где он жил, мировые вести
Остывают быстро и сходят легко на нет.
В Халле, Манчестере, Оксфорде, Бирмингаме,
Я и про Лондон так думаю, только не говорю…
Съездить в Голландию — да вы смеетесь! Да бог с вами!
Что там, другую покажут радугу или зарю?
На материке, да еще с правосторонним движеньем,
Англичанину неуютно и чуточку не по себе.
Вообще-то к Франции он относится с уваженьем,
Но Верлен, Малларме, Бодлер — что-то есть показное в их стихах и судьбе.
Лучше всю жизнь проработать в библиотеке
Маленького городка,
Раскланиваясь с мистером Блини у бензоколонки или в аптеке;
Есть два замечательных слова — на русский переводятся как “привет!”
и “пока!”.
И когда за окном завывает ветер,
И пойти абсолютно некуда, и в термометре падает ртуть,
Мистер Блини как-то справляется с этим.
Значит, и ты тоже справишься как-нибудь.
Сколько сил для Венеции надо, для Неаполя сколько пыла!
Разве Шелли не грезил Италией, не поднимался Китс
Рано утром на парусник? Да, но когда это было!
И недаром же в мире так много стен, перегородок, горных хребтов, границ…
* *
*
Во второй половине века, ближе к ее началу,
Было много прекрасной прозы, не то, что сейчас.
И поэтому я не скучал, и ты не скучала,
Я женат был, и ты была замужем, и никто не знакомил нас.
Вообще я не знал о твоем существовании,
Хотя мы и жили рядом, на Петроградской стороне.
Где-то на Гаити или во Вьетнаме — словом, очень далеко от Британии,
Устраивались засады, стреляли из минометов, спали под москитной сеткой
на влажной простыне.
Бог в этой прозе плохо помогал влюбленным
И не думал о детях, погибавших под навесным огнем.
Или он, как любая власть, покровительствует миллионам
И не заботится о двоих, тем более — об одном?
Героизм в затрапезном облике приходил мешковатом
Да еще отягченном любовью на старости лет.
Вот и не стал писатель нобелевским лауреатом,
В этом смысле Шведская академия очень похожа на Госкомитет.
Летом было принято ездить к морю. Геленджик — загляденье!
Если бы только столовые были почище и еда повкусней.
Но с тобой было чтенье, и со мной было чтенье,
То есть встреча произошла, когда мы еще ничего не знали о ней.
* *
*
“Библиотека поэта”.
Будучи редактором ее
(До меня был Тынянов, Груздев, Базанов, Орлов, Прийма и так далее, и это
Удивительно мне качество мое),
Кое-что я понял: посмотри на книги,
Выстроившиеся в ряд.
Этот гениальный, тот великий,
Кто-то выдающийся, а кто-то просто внесший свой,
пусть очень скромный, вклад,
И ни одного пропущенного нами
В веке девятнадцатом, по крайней мере, нет.
Назовите! Нет такого. Все — перед глазами,
Издан каждый, если он пусть слабый, но поэт.
Читать дальше
