Это он спросил у меня? Я повел подбородком. Не то слово — искажали… Многие города на картах были переставлены на сантиметр-два-три в сторону от истинного положения, реки, дороги, месторождения — все было не на месте, чтобы враг, если начнет войну, заблудился. Но сегодня-то какой смысл обманывать кого-либо — из космоса СССР сфотографирован, говорят, с точностью до метра! Как, наверное, и США.
— И кстати, уран теперь разрешат называть ураном, как и дураков — дураками! В этом смысле Горбач молодец. — Илья вновь дернул щеточкой усов и сверкнул зубом. — Так что усё!.. Полная хласность! Можем спокойно дружить. — Он остановился и весело, даже как-то лихо подмигнул. И, кажется, ждал от меня также некоего проявления добрых чувств.
Но не лежала у меня душа дружить с ним. Мы молча постояли, и, что-то пробормотав, он пошел прочь. У меня отлегло от сердца. И быстрыми шагами, пока меня не окликнули, я направился к дому.
Но вечером Илья позвонил. Голос его, медленный, мягкий, я тут же узнал.
— Алло?.. — Мне показалось, что он пьяноват. — Алло, алло? Это вы?.. С вами хочет поговорить Михаил Сергеич. — И вдруг я действительно услышал в трубке певучий говорок Горбачева: — Нам подбрасывают тут усякие вопросы… но мы выйдем на консенсус… Ну как?! — Илья захохотал. — Похоже?
— Здорово! — согласился я. И все же я побаивался такой дерзости, тем более — продемонстрированной по телефону. Провоцирует? А сам запишет мою реакцию на эти хохмы? И я, чувствуя себя последним дерьмом, все же назидательно добавил: — Но Михаил Сергеевич действительно дал нам свободу говорить.
Илья в трубке засмеялся:
— Естественно! А как же! А вот это кто с тобой говорит? — И в трубке послышался незнакомый мне голос: — Вам, ребята и девушки, нужно помнить: многие волшебные клады страны еще запечатаны мшистыми печатями… Именно вы можете открыть новый Самотлор или Артемовск… — Эти слова я недавно говорил школьникам. — А?! Не понял?
— А кто это?
— Как кто?! Ты!..
— Я?! У меня… у меня не такой голос! — удивился я.
— А какой? — веселясь, продолжал трещать в трубке Илья. — У тебя есть магнитофон?
— Есть.
— С микрофоном?
— Да. Тут два, по уголкам.
— Очень хорошо. Приложи трубку к любому из них и запиши. А я повторю. А потом спроси любого знакомого — кто? И тебе скажут.
Со странным любопытством, но и с оттенком чего-то неприятного на сердце я сделал, как он сказал.
— Бывай!.. — буркнул Илья и положил трубку.
И как раз в эту минуту в дверь позвонили — пришла моя бывшая жена. Мы с ней расстались года два назад, когда я сильно загулял, еще «в поле» — так мы называем работу хоть в тайге, хоть в горах… Правда, позже она меня несколько раз навещала — то полы помоет, то рубашки постирает и все хвалит нового мужа: такой славный, сидит целыми вечерами дома, смотрит, обняв ее, телевизор. А ты как был вонючий геолог, так и остался им. Вот и сегодня она вошла в сверкающей мутоновой шубейке, в сверкающей шапке, хотя еще осень, не зима, с хозяйственной сумкой в руке.
— Просто навестить… — пояснила Нина Матвеевна. — Вдруг ты тут умер.
— Я еще не умер, — сказал я. И чтобы не заниматься пустыми разговорами, предложил: — Послушай, это чей голос? — и включил магнитофон.
Она секунду постояла, сдвинув тонкие подрисованные бровки:
— Как чей? Твой.
— Мой?
Бывшая жена с сожалением смотрела на меня:
— Опять пил?
Я покачал головой. Неприятно стало мне почему-то. Хотя что с того, что некий Илья умеет подделывать и мой голос? Да черт с ним.
— У тебя все хорошо? — спросил я у Нины Матвеевны.
— О да! — Бывшая жена торжественно выпрямилась, как артистка Ермолова на портрете Серова. — А у тебя?
— И у меня, — ответил я.
— Я рада. — Гостья оглядела квартиру. Пол был довольно чист, на форточках над батареями не сохли безобразно рубашки и полотенца, на стульях не висели носки. — Ну, до свидания.
— До свидания.
А тебе, таинственный пересмешник, хотел бы сказать: прощай.
И в самом деле, с год я его не видел и не слышал.
4
Наступил 1989-й. Грянули митинги с мегафонами, развернулись толпы с транспарантами, с призывами вернуться к истинно ленинскому учению, искаженному культом личности Сталина и эпохой застоя. На стенах подъездов, на заборах, на столбах сначала несмело, а потом более дерзко зашелестели, засверкали листовки, размашистыми метровыми буквами самого разного цвета шагнули в наше сознание имена новых лидеров.
И черт же меня дернул в эти восторженные и жутковатые дни (а вдруг это как в Китае: «Пусть расцветают все цветы», а потом раз — и серпом?!) согласиться на веселое предложение коллег попробовать себя на политическом поприще.
Читать дальше
