— А резать будут всех евреев, и чистых, и половинок, и четвертинок, и восьмерок, и шестнадцатых. И женатых на еврейках тоже будут резать. Придут «памятники» и разбираться не станут.
Выражение лица такое, словно бы повествует он о чем-то исключительно приятном и к нему не относящемся.
— Но ты, писатель, не обольщайся: евреев им надолго не хватит. Тогда они за интеллигенцию примутся, за писателей.
Выходя от него, зашел в магазин. На прилавках консервы из морской капусты, грузинский мандариновый сок, растительное сало, пакетики с сухим мятным напитком. Огромная очередь за плавлеными сырками, которые продают по паспортам с местной пропиской. А мимо магазина на иномарках едут молодцы в кепках с большими козырьками, в кожаных куртках.
Спустя четыре года Володя воротился из Израиля, молодцы сменили униформу, в магазинах все появилось, но плавленый сырок стоит примерно одну пятую моего дневного заработка.
Вот письмо, некогда случайно и безадресно попавшее мне в руки:
«17 сент 75 г. Здравствуйте Весь дом Романовых… Был на Дону 2 дня херово дождь и дождь и сбежал ничего не привез из сеточек не достал никого не было уехали на рыбалку был у брата 2 корзины Раков съели и все рыбаков не видел.
У нас 2 дня Гостит Вася
С Дона привез рыбы с обкомовского Завода Вяленого Леща и Копченая сеньга на подобие леща чудо делаю для всех области предам и Секретарям
Дай бог тебе ловить Лещей, но ни одного трипера.
Целуем. Ваник Цыпа
Вася достал 12 ван радоновых 2 принял уже и электрогрязь а радикулит дома лечу
Крапивой Веселый он парень электро Монтер все справляет выключатели. Кушаем вместе он у нас третий раз уже».
Советская действительность имела многие, нынче совершенно непонятные уже радости: «достать» радоновые ванны.
Или — вспомнил что-то: идя в кинотеатр, не только ждали фильма, но испытывали некоторое волнение по поводу того, какой киножурнал будет перед фильмом. Спокойно принимались «Новости дня», тягостный вздох проползал по рядам при титрах вроде «Новое в строительстве». Особой радостью встречались позывные «Фитиля», а еще раньше, когда не было «Фитиля» и телевизора, жгучий интерес вызывала «Иностранная хроника».
Сперва под грозные суровые аккорды диктор угрюмо информировал о том, как живется трудящимся в странах капитала, а на экране проходили кадры с разгоном демонстрации, почему-то непременно в дождливую погоду. Затем под жизнерадостную, как ручеек, мелодию шла рубрика «В странах социализма», где показывалось открытие птицефабрики в Венгрии или детсада в Болгарии.
Особое волненье в зале возникало, когда под врывающуюся в советские уши «их» музыку на экране малькало что-то из их же нравов вроде женского бокса или собачьей парикмахерской.
Вспомнил клип с Утесовым, а всего их было несколько, «Песня американского безработного» (кажется, так), обращающегося к обществу и хозяевам. Утесов пел как бы сгорбясь, что мало позволяло его телосложение, на фоне сияющего небоскребами черного задника и закидывая шарф через плечо, чтобы показать, как холодно безработному в капстране.
Перед войной народ знал не только своих героев, но и своих миллионеров, что, впрочем, тогда официально совпадало. Один старичок рассказывал, какие споры вскипали в цеховой курилке при обсуждении вопроса, кто у нас миллионер. Он вспоминал, что назывались Любовь Орлова, Козловский, Барсова, Лемешев, Папанин, Чкалов, Русланова, Дунаевский, Качалов, Алексей Толстой, Шолохов и Утесов. Гордость, а не зависть вызывало то, как оценило их правительство и товарищ Сталин за выдающиеся таланты и подвиги.
Феномен популярности Утесова еще не разгадан, его успех не стоит рассматривать в духе замечательной передачи «В нашу гавань заходили корабли», точнее, не только в этом духе. Леонид Осипович был не самодеятельный исполнитель, а в русском народе все-таки всегда ценился звонкий, чистый голос, даже и в бытовом пении. К тому же Утесов нарабатывал популярность, когда пели Козин, Юрьева, Церетели, когда еще не вовсе была удушена столь милая русскому сердцу «цыганщина». Только ли одесско-приблатненная интонация, которую он, впрочем, в те годы избегал, могла пленить загадочную русскую душу?
А может быть, объяснение самое простое: он не был похож ни на кого, за ним не стояло знакомой слушателям традиции, и белорусскую застольную или суровую моряцкую песню он исполнял, по собственному выражению, «сердцем», то есть единственно натурою. И особую прелесть пению доставляла как бы чуть-чуть сторонность исполнителя, одесского еврея, русского артиста.
Читать дальше
