Франсуаза Саган - Приблуда

– Вот чудно, – сказал он, аккуратно кладя вилку и нож на стол, – и чего только в человеке не намешано? Подумать только, я, не задумываясь, расправился с ювелиром: «Раз, раз, раз», – энергично имитировал он удары, – а в тринадцать лет сюсюкался с крольчонком… Смешно, да?

– Да, – согласилась она, казалось, не за-мечая перемены тона и циничной раскованности после трогательного излияния. – Да, смешно.

Она сидела, опустив глаза, а он смотрел на нее – немного стыдясь, что пустился в воспоминания о Пенпене, но довольный тем, что вовремя приплел ювелира, – и не знал, чем бы еще привлечь ее внимание: никогда она не слушала его так долго и с таким интересом. Он ждал, чтобы теперь она задала тон беседе. Видимо, почувствовав это, Мария на секунду приподняла веки, взглянула на него приветливо и с улыбкой и снова опустила глаза. Она взяла сигарету из его пачки и впервые с женской податливостью подождала, пока он поднесет ей зажигалку, вместо того чтобы нервозно нашаривать спички.

– А насчет места главного бухгалтера? – спросила она вдруг.

Герэ вздрогнул и съежился на стуле. Но она не отставала:

– Что ты сказал у себя на заводе? Ну, директору этому? Как ты объяснил отказ?

– Я сказал, что не чувствую в себе достаточно способностей, – признался Герэ и залился краской. Это был поступок, которого он стыдился больше всего в своей жизни – больше того, что с ним грубо обошелся торговец мотоциклами или что его избили провинциальные уголовники; он готов был сквозь землю провалиться, оттого что сам объявил себя неспособным исполнять свою работу. Но об этом он не мог рассказать Марии, поскольку она как раз эту работу и считала зазорной, и он не стал развивать эту тему.

– Понятно… – сказала она («Ничего ей не понятно», – подумал Герэ). – Понятно… Надо полагать, им это не понравилось!.. Ты так боялся, что я пойду и все расскажу? Ты что, правда думал, что я разболтаю об убийстве? Ты боялся, что тебя повесят или что голову отрубят?

– Ну, видишь ли… – промямлил он малодушно, по-дурацки разводя руками и пожимая плечами. – Ты поставь себя на мое место. Я не думаю, чтоб ты так поступила, но ты была в таком гневе!

Она снова метнула на него беглый взгляд, затушила и смяла едва начатую сигарету, глубоко и словно бы удрученно вздохнула. Возможно, она испытывает угрызения совести, оттого что нагнала на него столько страху… мелькнуло в голове у Герэ, но тотчас мысль эта показалась ему до такой степени нелепой, что он рассмеялся.

– Чему ты смеешься? – спросила она, но ответ ее, как видно, не интересовал.

Она встала, подошла к окну и резко распахнула ставни. За окном было темно – темно и прохладно, – и Марии, казалось, стало легче дышать, хотя нельзя сказать, что кухня была сильно задымлена… «Ей, наверное, скучно, – подумал он. – Мои рассказы о детстве и кроликах в сравнении с тем, что пережила она, – это как чай после джина…»

– Если б ты не нашел этих драгоценностей, – продолжала она, глядя в темноту, – ты бы стал главным бухгалтером? Женился бы на Николь, да?

– Ты шутишь… – начал было он.

Она его перебила, хотя и беззлобно:

– Ты бы жил здесь или в Карвене, имел бы детей, машину, дом… И, в сущности, не был бы несчастен…

– К чему? К чему ты это говоришь?

Она снова показалась ему далекой, чужой, жестокой. Да как ей только в голову могло прийти, что он стал бы жить с Николь в Карвене и был бы счастлив! Это теперь, когда он познал приключения и подлинные чувства! Когда пожил полноценной жизнью с ней! Да хоть бы и без нее, как она могла подумать, что подобное жалкое существование – Николь, Самсон, пенсия – могло сделать счастливым такого человека, как он? Она же его знала! Она видела, как он требователен в выборе друзей. Как не общается с кем попало: его надо приручить, удивить, ему надо понравиться, короче, сделать все, что сделала она, и только тогда он будет чувствовать, что живет и счастлив! И он с неподдельным возмущением воскликнул: «Да нет же! Ты прекрасно знаешь! С этим покончено!» – не зная в точности, с чем именно. Мария, видимо, тоже не знала этого в точности (или же они говорили о разных вещах), когда повторила вслед за ним, только без возмущения, а скорее с грустью: «Да, с этим покончено…» – и захлопнула ставни, а затем окно. «Разговору конец», – огорченно заключил Герэ, слыша за спиной щелчок шпингалета.

– Надоел я тебе со своими рассказами! – сказал он, не оборачиваясь. – Кролики – не слишком увлекательная тема?

Он полагал, что она не ответит и уже заранее с этим смирился, когда она подошла и облокотилась о спинку его стула. Затем он с изумлением ощутил, как она провела рукой по его голове и плечу, чуть задержавшись на затылке, – это было похоже на ласку, немыслимую со стороны Марии, нечаянную для Герэ. Он почувствовал, как сердце у него захолонуло, а потом застучало громко-громко, и услышал, как знакомый, печальный, чуть утомленный голос произнес: