Луи де Берньер - Бескрылые птицы

Наступило секундное замешательство, у всех мелькнула мысль: «Мариора ж померла», а потом людей разом осенило — все поняли, чего хочет Поликсена. Теперь казалось немыслимым не последовать ее примеру. Точно так же покидав узлы, люди рванули следом, перекрикиваясь и не обращая внимания на вопли и предупредительные выстрелы жандармов.

— Твою мать-то! — пробормотал сержант Осман. С пистолетом в руке он взирал на суматоху, совершенно сбитый с толку невероятным поворотом событий.

Одни побежали на кладбище, где распростерлись на свежих могилах, крича в землю:

— Я вернусь за тобой, обещаю! Обещаю, я вернусь!

Те, кто верил, что их любимые уже полностью истлели, поспешно разрывали могилы, обходясь без молитвы священника и традиционного омовения вином. Многие пришли в ужас, обнаружив, что родному телу еще долго следует лежать в земле. Мало что на этом свете неизгладимо чудовищнее, чем вид и запах полуразложившегося трупа близкого человека.

Более удачливые столпились в склепах двух церквей, где лежали тряпичные узелки. Поликсена успела добраться первой. Кости матери лежали ближе к верху, тряпица еще не сгнила. Победоносно прижав к груди материнские останки, Поликсена пробилась сквозь напиравшую толпу и благополучно вернулась на площадь.

Происходили сцены, которые показались бы забавными, не будь они связаны со смертью. Люди спорили, где чье, особые разногласия вызывали старые, давно побуревшие кости. Народ рвал узелки друг у друга, в результате кости неизбежно рассыпались, с глухим стуком падая на камни и перемешиваясь на земле. Тряпичные обертки давно умерших расползались, теряя содержимое. Братья спорили, у кого больше прав или кто в большем долгу перед тем или иным родственником. Все шныряли туда-сюда в поисках мешка или холстины, в чем можно унести драгоценный груз.

Битый час христиане вновь собирались на площади и готовились к отправке, добавив к пожиткам узелки с костями. Сержант Осман мрачно наблюдал за копошившимися людьми. В нем кипели негодование и отвращение, он считал кощунственным тревожить кости мертвых. После короткого совещания с капралом сержант решил, что теперь до наступления темноты много не пройти, и, взобравшись на стол, обратился к христианам:

— Расходитесь по домам. Выходим через час после рассвета. Как услышите призыв на молитву, сразу пулей из домов. Кто станет валандаться, узнает почем фунт лиха. Отдохните хорошенько и настройтесь на длинный тяжелый день. Всё.

Осман спрыгнул со стола, неловко приземлившись на хромую ногу. Жандармам предстояли ночь в городской гостинице и очередной невкусный ужин: пшенка, хлеб, сыр и луковицы. И потому солдаты возликовали, когда появился слуга Рустэм-бея с блюдами, где лежали «кадин буду» [116] «Дамские ляжки» (тур.) — биточки из мяса барашка с рисом, сыром, луком и зеленью. и курица с шафраном. Из соображения «ноблес оближ» [117] Положение обязывает (искаж, фр.). Рустэм-бей считал делом принципа всегда проявлять гостеприимство к новым постояльцам гостиницы, и слугам было наказано поступать так даже в отсутствие хозяина. Тем вечером ублаженные жандармы отошли ко сну с приятно раздутыми животами и мягким горьковатым привкусом прохладного табачного дыма из кальяна, также присланного из дома аги вслед за подносом со сладким лукумом.

— Вот что я вам скажу, парни, — заметил сержант Осман, ворочаясь на тюфяке. — Я бы не прочь здесь остаться и забыть об этой блядской службе.

— Что ж, — ответил капрал. — Тут будет пропасть пустых домов, если вдруг надумаете вернуться.

— Может, так и сделаю. Стар я стал для всего этого.

Едва забрезжил рассвет и выглянувшее из-за гор солнце растопырило по горизонту розовые пальцы, все население города вновь собралось на площади: по краям под липами стояли мусульмане, посредине топтались христиане. Порядку было больше, чем накануне, и сержант Осман похвалил себя за решение отложить выход. Он наслаждался прохладцей, первой сигаретой, утром и чувствовал себя увереннее пред возложенной на него миссией. Сержант не строил иллюзий и знал, что его ждут трудные решения, когда во благо всех придется быть жестоким к отдельным людям, чтобы колонна продолжала движение. Тем утром он семь раз коснулся лбом молельного коврика, искренне попросил Аллаха заранее его простить и быть милостивым, и теперь чувствовал, как прибыло сил.

Христиане почти всю ночь явно занимались приготовлениями. Владельцы коз соорудили питомицам вьючные седельца, куда водрузили тюки с одеждой и провизией. К седлам же за ноги привязали кур, которые трепыхались, кудахтали и постоянно теряли равновесие. Немногие обладатели мулов и осликов взгромоздили на них непомерные горы поклажи, которые наверняка вскоре развалятся. И самое примечательное: все как один, будто сговорившись по телепатической связи, вырядились в лучшую свою одежду, будто собирались на свадьбу или празднование дня святого.