Луи де Берньер - Бескрылые птицы

А потом наступает время, когда пресыщаешься убийством, тебя от него уже тошнит и убивать лень. Смотришь врагу в глаза и больше не видишь неверного, в тебе уже нет ненависти. Ну, происходит такое, что все меняет.

Это случилось в самом начале войны, прошло не больше месяца. Дни становились жарче, а ночи стояли еще очень холодные. Противником у нас были франки, называвшиеся «австралийцы» и «новозеландцы». Эти высокие гордые парни сражались яростно, как и карлики гурхи; атакуя с отмели, они захватили крутой склон, и нам не удавалось выбить их из оврагов. Позже мы поняли, что лучший способ их разбить — позволить им наступать. Они все были крупные ребята — легкая мишень. Увлекшись, войска теряли голову и продвигались слишком далеко, а мы расчленяли их на группы и уничтожали. Оказалось, эти франки называют себя «анзак» [73] АНЗАК — Австралийско-Новозеландский Армейский Корпус. Также Анзак — название бухты на Галлипольском полуострове. , что нас весьма озадачило. Наступила жара, их солдаты воевали в одних ботинках и шортах; на загорелых телах красовались татуировки — изображения чудищ и полуголых женщин. У них был чудной боевой клич: «Имши ялла!» [74] «Пшел вон!» (араб.) , мы думали, это «иншалла» на их языке.

Мы затеяли невообразимо крупное наступление. Нас было 40 ООО, атаковали на рассвете. В такой огромной куче одной пулей можно убить несколько человек. Наверное, многие не знают, что обычно пули прошивают тело навылет. Рядом со мной находился Фикрет, я его чуял. У франков было полно пулеметов, и они косили нас, как траву.

К полудню десять тысяч наших были убиты, но я сомневаюсь, что мы положили много франков. Атака захлебнулась, мы с Фикретом отползли в траншею.

К середине следующего дня вонь на жаре от десяти тысяч трупов была уже невыносимой. Стоял мерзкий сладковатый запах. Что еще хуже, раненых не вынесли, они кричали и скулили на ничейной земле, умирая от жажды и мук. Фикрет плакал, да и все были раздавлены горем, жалость сжимала сердца. Мы просили Аллаха: «Пусть объявят прекращение огня».

Из траншеи франков выкинули флаг Красного Креста, и в нас вспыхнула надежда. Но наш снайпер сразу же сбил флаг, и надежда угасла. Тогда лейтенант Орхан сказал: «Пожелайте мне удачи», — и выбрался из траншеи. Вскинув руки, он побежал к позициям неприятеля, а наши тотчас подняли флаг Красного Полумесяца. Лейтенант Орхан хотел извиниться перед франками за сбитый флаг Красного Креста.

Мы с носилками вылезли из окопов и стали собирать раненых, работая бок о бок с австралийскими и новозеландскими франками. Они нам кивали, поглядывая с высоты своего огромного роста, и говорили: «Здравствуй, Абдул». Так было странно — мирно выполнять милосердное дело рядом с теми, кто нас убивал. Некоторые обменивались с франками кокардами и сигаретами.

Договорились, что мертвых похороним через четыре дня, и к тому времени мы уже блевали от мерзкой вони. После таких боев мы молились только о том, чтобы ветер дул на запад и относил вонь на вражеские позиции.

На похоронах все и изменилось между нами и франками. Английские франки прислали специального офицера, говорившего на турецком и арабском, его звали Досточтимый Герберт. Только он мог согласовать все действия, поэтому его приказам подчинялись и турки, и австралийские франки с новозеландскими. Досточтимый Герберт выдавал расписки на деньги и вещи, которые находили у мертвых.

Я вам расскажу про убитых. Бои продолжались с месяц, а мертвых не убирали. Старые и новые трупы пребывали в разных стадиях разложения. Одни тела вздулись, другие почернели и кишели опарышами, третьи покрылись зеленой слизью, у четвертых, совсем сгнивших и сморщенных, сквозь прорванную кожу торчали кости. Много трупов лежало перед брустверами и дотами, выполняя, так сказать, функцию мешков с песком. Большинство убитых тогда были нашими.

Когда хоронили мертвых, обе стороны выставили караул — часовых с примкнутыми штыками. Мы выбрали самого крупного солдата и дали ему белый флаг, франки сделали то же самое, и эти два гиганта держали белые флаги, а еще каждая сторона понатыкала в землю флажки, означавшие, что дальше заходить нельзя. Фотографировать не разрешалось, но камеры были только у офицеров, и они все равно делали снимки, потому что и командиры франков снимали. Офицеры переговаривались, наверное, по-французски, ведь лейтенант Орхан знал этот язык, и я видел, что он разговаривает. Солдаты обменивались сигаретами. Франки любили пожимать руки, пришлось свыкнуться.