Юрий Морозов - Если бы я не был русским

Роман-путешествие порождает по прочтении его, прежде всего, мысль об одновременном бегстве главного героя, Ивэна, от судьбы и погоне за ней. Погоне за неизвестностью, за неисполнимостью и исполнившимся когда-то, воплощённом в образе женщины-незнакомки, может быть, несостоявшейся сестры, а возможно, отнятой в ранней молодости возлюбленной. События и настроения героя то и дело сменяются, реагируют на мигающие сигналы маяка Афродиты, заворожившей его прозрачным зеленоватым, слегка раскосым разрезом глаз. В погоне за ней он путешествует по России, а скорее всего, по жизни (между прочим, с любимой молодой женой Илоной).

Ещё не на первом плане и не в виде отдельного героя начинает существовать преследовавшее в дальнейшем Ю. Морозова чувство реальности двух сущностей в человеке, и в нём тоже. В «Зоне возврата» вторая суть — это мерзкий карлик, толкающий Ивэна на неприглядные и даже грязные поступки, авантюры, одетые в платье приключений и неодолимого влечения к «сестре-незнакомке»: «Её звенящая, как струна, фигура прорезала десятиэтажной высоты вокзальное стойло щемящей душу мелодией, и не слушать её не было сил». Так герой превращается в сомнамбулу. И выводит его из этого состояния только их взаимная любовь с женой Илоной.

Ивэн и Илона — созвучие имён, изобретённое супругами. Они предстают перед нами, как красивая и интеллигентная пара. Но у каждого за плечами своя история. Илона вся устремлена в будущее, поглощена любовью к мужу. Если она и оглядывается, то для того, чтобы ответить на его размышления, пофилософствовать вместе, в чём-то попытаться убедить его. Жить с ней «фантастически легко и просто», «с ней, как с ангелом, естественно, падшим». До встречи с ней даже сама жизнь угнетала его, «как тяжёлая болезнь с ранних лет», представляясь «зоосадом олигофренов и даунов». В юности он решил «медленно, но верно осуществлять Уход». Строил планы побега на реактивном истребителе, на котором нужно взлететь высоко над морем и спикировать на его дно: «Одним дураком меньше, да и военной игрушкой». Именно для осуществления этого замысла Ивэн и пытался поступить в лётное училище. Уход стал сверхзадачей жизни. И хотя любовь к женщине порою заставляла его притормозить свои «мечты», и «жил он давно не мальчиком, производственный процесс любовного дела всегда несколько травмировал его трансцендентную душу». Второй навязчивой идеей, посетившей Ивэна, стала мысль о сестре как связующем звене с миром женщин. Она всё сильнее уводит его за манящим в пропасть карликом. В погоне за незнакомкой, уже в Киеве (до этого были Питер и Москва), Ивэн знакомится с некой Ольгой, отнюдь не являющейся той самой незнакомкой, и попадает в грязную историю. Он пытается сделать усилие и уйти от разворачивающейся ситуации, но слышит свой же голос: «Этого вина и этой женщины ты всё-таки не пробовал». Карлик совсем осмелел, и Ивэн очнулся среди «порнографического безобразия», хотя «слава Богу, он, Ивэн, был здесь уже ни при чём».

Ивэн и Илона, супруги И-И, добрались до деревушки на берегу Днепра. Здесь на лоне почти сказочной природы они разбили палатку и… зажили счастливо. Ивэн думал об Илоне, что она «спасла его от заскорузлого одиночества, от одинокой погони за иллюзиями и от смерти в одиночке себя». Но там, в «пятом измерении одиночества», в самом запылённом и дальнем углу души восседал на троне «маленький, пугливый карлик, которому подвластно всё, что в нём, Ивэне, есть плохого и хорошего». И когда Ивэн в порыве искренности хочет кинуться Илоне в ноги и всё ей рассказать, то… «Нет, — сказал вдруг кто-то внутри, — я не хочу. Одиночество человеку необходимо, и я, то есть ты, имеешь право на него … Ты лишишься своего «Я», своей неповторимости, если вывернешь себя наизнанку и покажешь меня, то есть себя всем или хотя бы Илоне. Ведь она — не ты. «Я» — это последнее, что у тебя есть, и отнять его ничто не в силах: ни время, ни смерть, ни даже любовь. «Я» с тобой навсегда и в этой, и в прошлой, и в будущей жизни».

Мимо супругов И-И проплывают пароходы, и им кажется, что это государства, страны со всеми людскими отношениями, что в них есть. А они наблюдают их, словно «совершенномудрые», хотя и их философствования заканчиваются чаще в постели. Однажды ранним утром, оторвавшись от тёплого плеча Илоны, Ивэн вышел на берег один и вновь увидел стоявшую в задумчивости у борта проплывавшего в этот миг парохода ту, ради которой менял карту их путешествия мгновенно. И опять — погоня. А Илона молча следует туда, куда её тащит «осатаневший муж».