Юрий Морозов - Если бы я не был русским

А кассету её он, кажется, затёр. Куда-то надо было срочно послать его новые песни. Чистых кассет под рукой не было, и он воткнул в пасть магнитофона то, что было не жаль. Верну, мол, ей потом другую. Обойдётся.

Невыспавшийся и смурной после давешней вечеринки и ночного поезда Волков ввалился домой. Жена, критически обозрев его мятую, небритую физиономию, непонятно хмыкнула, а потом сообщила:

— Тебе опять звонила одна из «этих».

— Каких «этих»?

— Ну, шизофреничек твоих роковых.

— Откуда ты знаешь?

— Да по голосу слышно. И не первый уж раз звонит. Смотри, Волков, сейчас свободных баб, которые посимпатичней, не бывает, я же знаю твой вкус. И получишь ты от её мужика или от следующего так, что не до баб тебе будет. Кстати, мне тут сон один приснился.

— Опять сон!

— Почему опять? Мне давно ничего не снилось, а тут вдруг приснился ты в крови и весь какой-то непонятный — то ли тебя убили, то ли сам кого-то пришил.

Волков вздрогнул.

— Ты же знаешь — я медиум. Тебе, конечно, никого не убить, музыкален ты чересчур. Даже меня ни разу не попытался не то что убить, а побить по-хозяйски, как положено в хорошей семье.

И Волков не понял, шутит ли она о побоях или действительно хочет, чтобы он хоть побил её, что ли, только бы не обходил вот так стороной.

— А вот тебя самого действительно могут. За бабу или какая-нибудь твоя роковая дурёха из тех, что с бритвами на шее. Этими бритвами тебя и полоснёт.

Волков, ничего не ответив, молча прошёл в свою комнату и, поискав там некоторое время неизвестно что, но не найдя, сел, взял гитару и стал в задумчивости тренькать что-то старое, полузабытое.

Женился Волков, как настоящий парашютист — в прыжке, а научил его прыгать без оглядки в неизвестность, как в музыке, так и в жизни, всё тот же Голодный. У него даже постулаты его парашютистской философии имелись. Так, главный из них гласил, что тот, кто изо всех сил цепляется за несущий его самолёт, обязательно вернётся на тот же аэродром или на другой, аналогичный любому аэродрому на свете. И только между аэродромами можно найти что-то стоящее и достойное настоящего прыгуна.

— А если попадёшь к каннибалам?

— Каннибалы не самое страшное, да и нет их уже почти на свете. Смотри, лучше в коммунизм не попади, особенно с национальной окраской.

Сам Голодный в своей женитьбе, естественно, обогнул аэродромы, а жену нашёл в прыжке в морскую воду. В Крыму, на диком пляже, где стояла его палатка, как-то во время небольшого шторма волнами сбило с ног и закрутило до беспамятства жертву его пикирующих способностей. Он вытащил её из воды, делал ненужное, впрочем, искусственное дыхание, а ночью в его палатке она отдалась ему, по всей видимости, из-за обострившегося под действием шума моря, верещания цикад и массандровского шампанского чувства благодарности.

Спасённая Афродита (а Голодный тогда очень увлекался культом этой древней богини) оказалась петербуржкой, и узаконить их так удачно начавшиеся отношения по возвращении домой было проще, чем выпить бутылку портвейна № 13. Волк удивился было такой скоропалительной женитьбе и даже сказал Голодному, «что посмотрел бы сначала месяцок-другой, а потом…» — «А потом другую присматривать? Нет уж, — ответил ему Вася. — Прыгать, так прыгать».

Три раза расходились супруги Голодные, но третье перемирие, после его службы в армии, было последним. Жена окончательно поняла, что Голодный сошёл с ума — целыми днями сидит в «лотосе» в пустой квартире, освобождённой от лишних, то есть совершенно необходимых вещей, ест овёс и капусту, через день вставляет в зад резиновый шланг и засасывает животом через него воду из тазика. А поёт не песни, как раньше, а так называемые мантры или ноет что-то тягучее и бесконечное про Иисуса Христа.

Но это всё было потом, а тогда, сразу после Васиной свадьбы, Волк сильно призадумался. Ему вконец осточертела разовая любовь при огромном постоянстве желания. И он тоже решил стать прилежным последователем учения о парашютизме и в ещё более красивом прыжке, чем сам учитель, доказал верность новой жизненной концепции.

Была у него одна знакомая, Изольда, как окрестил он её про себя. А потому Изольда, что при скандинавской, симпатичной внешности обладала она неуступчивостью и силой духа в вопросах эроса просто феноменальными. Лихой с другими Волк перед ней только что книксенов не делал и почти краснел, выслушивая её отповеди своим непристойным помыслам и желаниям. А ещё у Изольды была сестра, младше её на год, и, как чувствовал Волк по её бойким глазкам и улыбкам, в интересующем его вопросе была та сестра не совсем скандинавкой.