Юрий Морозов - Если бы я не был русским

Не знаю, откуда это ощущение, но я как будто видел во сне или слышал от кого-то наяву о спасении Серафима геологическим вертолётом, пролетавшим над «столпом» в день нападения стаи ворон. Вертолёт якобы забрал Серафима вместе с его цепью, снятой со срубленного дерева, и доставил его в некий областной город, где героя моего после расковки вериг благополучно поместили в местный сумасшедший дом. Да и в каком другом месте может существовать подобная фигура, не помнящая места своего жительства, фамилии, имени и отчества. И хотя на все прочие вопросы он отвечал вроде бы разумно, но как дело доходило до того, каким путём он оказался на цепи, да ещё в малоисследованном районе тайги, тут начинались неясности, недоговорки и вообще туман.

Далее, всё по тем же неизвестно откуда взявшимся сведениям или ощущениям, через полгода после снятия столпника со «столпа» в областном городишке проездом и совершенно случайно оказалась известная литературоведка и писательница М. Услышав от туземных жителей легенду о цепном столпнике, она возжелала увидеть такового, возможно, имея в виду литературный сюжет и, предъявив кому следует, некую, обладающую магической силой книжку, она возникла в коридорах уездного дома скорби. По предъявлении ей Серафима, якобы вполне равнодушно отреагировавшего на возникновение из ничего известной личности, эта последняя опознала в больном тоже известного писателя Серафима Бредовского, и после наведения соответствующих справок Бредовский был отпущен на поруки литературоведа М., вместе с которой они незамедлительно укатили в неопределённом направлении. Причём М. одела, обула Серафима и возилась с ним, как с ребёнком, ибо тот поступил в лечебницу, имея на шее лишь цепь с двумя замками. Но очевидцы утверждали, что Бредовский освобождению как будто бы не радовался, был скупоречив и отрешён.

Что настораживает в вышеизложенных ощущениях — это невозвращение Серафима в дома свои. Якобы пять лет прошло уж с момента его освобождения, но ни Лина, ни Аделаида, равно как и прочие его знакомые о нём так ничего не слыхали. Поэтому вполне возможно, что статейка в одной, тоже уездного города, газетке относилась не к кому другому, а именно к Серафиму. Статейка, всего двухлетней давности, сообщала о найденном молодыми туристами скелете человека, прикованного к скале огромной цепью. По поводу находки возникло много интересных догадок, вплоть до предположения местонахождения скалы, к которой был прикован Прометей.

Мне кажется, что эти сведения ближе к судьбе моего героя, но точно поручиться не могу. Мало ли прикованных к скалам скелетов во всех уголках земного шара. Этот способ смерти среди людей всех времён и народов весьма популярен. С другой стороны, вполне возможно, что будучи спасён и испытав агонию голодной и кровавой смерти, проведя полгода в сумасшедшем доме, герой мой отошёл от мира обычных человеческих чувств и, следуя своему странническому и мученическому предопределению, свершает новый виток своих подвигов. Впрочем, ещё возможен вариант сугубо бытовой: обзаведение его женой и семьёй в местах удалённых от первоначальных подвигов. Но я лично в эту третью версию верю с трудом. Ведь на Земле конца 20-го века, на одной шестой, Серафим был явно лишним человеком.

В последнее время я совершенно не интересовался судьбой моего бывшего подопечного С. Бредовского. Новые герои, особенно обворожительные героини моего последнего романа «Крик плоти» (к счастью для многих, я вновь вернулся в литературу) надолго отвлекли меня от несколько одиозной фигуры Серафима. Я выпустил его в мир не гармоничной и не цельной личностью. Уйдя от меня в свои странствия, он стал мне чужим, хотя и не совсем безразличным. По теперь уже подтверждённым слухам, мой клиент попал в захолустный сибирский психодиспансер в острой стадии «маниакально-депрессивного психоза», но скоро вышел оттуда и, постранствовав ещё некоторое время, вернулся в Ленинград, женился на «спортсменке» Юлии-Аделаиде и живёт припеваючи. У него теперь двое детей, автомобиль и собака (сбылось!). В сумасшедшем доме он написал что-то занятное и в соавторстве с известным литературоведом М. выпустил книжку в свет. Я его писанины не читал, так как не считаю С. Бредовского гениальной или выдающейся личностью. Вся эта невротическая постдостоевщина набила оскомину уже самому Достоевскому. Но чтобы не подумали, будто я ревную или завидую, громким голосом я заявляю: «Помогай ему Бог». Пусть у него будет ещё двое детей, ещё автомобиль и ещё одна собака. Если хочет, я ему желаю и ещё какую-нибудь «спортсменку», а то и две.