Эдуард Тополь - Настоящая любовь или Жизнь как роман

И — гудки отбоя, я даже не успел как следует освоить, что все это реальность, а не мираж, — так быстро и коротко были сказаны эти несколько слов.

Я позвонил Грише на работу и через полчаса в десятый раз повторял ему все, что слышал по телефону, а он бегал по квартире и кричал:

— Это провокация! Она не могла никому там довериться! Она не могла никому сказать в Финляндии о том, что я должен прилететь и выкрасть ее! Она не могла никому дать мой телефон! Я же знаю Галю! Она меня и под пыткой не выдаст! Ты уверен, что это был мужской голос, а не голос Гали?

— Я еще пока в своем уме…

— Но тогда это провокация КГБ! Они каким-то образом узнали! И они хотят заманить меня в Финляндию и накрыть нас обоих при попытке побега! Все! Я отключаю телефон, я не лечу ни в какую Финляндию! В конце концов, у меня в России остались родители — я не могу ими рисковать…

— Ты можешь выключить телефон, и ты можешь не лететь в Финляндию, — сказал я тоном мудрого одесского раввина. — Но запомни: если ты не полетишь, в твоей жизни не будет дня, когда ты не будешь себя презирать за трусость. И в ее жизни не будет дня, когда она не будет презирать тебя за трусость.

— Но это же не она звонила! — закричал он. — Это КГБ! Они раскололи Галину кишиневскую подругу или, я не знаю, Галя выдала себя как-то, и теперь они просто заманивают меня в Финляндию! Это ловушка, ты понимаешь?

— Идиот! Подумай: ну на кой хер ты им нужен? — сказал я тогда проще, по-брянски. — Ты кто, бля? Солженицын? Буковский? Иранский шах? А теперь послушай самое главное. После этого звонка я позвонил в Вашингтон одному человеку. Он сотрудник ЦРУ, я познакомился с ним в Италии год назад. Конечно, сначала он не хотел говорить со мной на эту тему, он сказал, что они не консультируют частных граждан насчет воровства женщин из стран соцлагеря. Но я рассказал ему, какая у вас дикая любовь, и он дал тебе один совет. Он сказал, что в Финляндии вы не должны пользоваться никаким транспортом, кроме такси. И что ты, если ее найдешь там, должен взять такси и ехать прямо на север, на паром в Швецию. Впрочем, тебе это все уже ни к чему, ты же не летишь в Финляндию. Пока!

И с этими словами я презрительно хлопнул дверью его комнаты и ушел спать.

В шесть утра Гриша без стука вошел в мою спальню. Таким я его еще никогда не видел. Он был серый, как фасад нашего дома, и с воспаленными красными глазами.

— Я лечу, — сказал он мертвым голосом. — Старик, дай мне твою дорожную сумку. И не провожай меня, сиди у телефона: вдруг она еще раз позвонит? Если я не найду ее там, в Сууками, я тебе позвоню. А если я не позвоню и не вернусь через три дня, то…

— То передай от меня привет Андропову и скажи ему, что эта дорожная сумка моя. Пусть они вышлют мне ее обратно…

Он посмотрел на меня красными от бессонницы глазами, его белые ресницы дрожали от обиды.

— Ну и шутки у тебя, бля!.. — сказал он, хлопнул дверью и уехал на такси в аэропорт Кеннеди.

Все дальнейшее я пересказываю с его слов.

— Старик, я приехал в Хельсинки и потом автобусом доехал до этого Сууками. Что тебе сказать? Если раньше у меня была ностальгия по России, то теперь ее как рукой сняло! Финляндия — это наша Брянская область, только чуть почище. А все остальное — почти советское. И дома такие же, и улицы. Ну разве можно сравнить с Америкой?! Я тебе говорю: я летел обратно, в Нью-Йорк, как домой, как на родину! Да, ну слушай. Приезжаю в это Сууками — городишко так себе, как в Карпатах. Спрашиваю на своем английском, где тут отель «Норд». Показали. В центре — трехэтажный отель, перед ним площадь. А уже, между прочим, пять вечера. Вхожу в отель, снимаю номер. Знаешь, там как слышат американскую речь или видят американские документы, сразу все — пожалуйста! Снял номер, спустился в ресторан и сел в углу, у окна.

Через полчаса вижу: пришли два автобуса, остановились у отеля и из дверей — наши, родные, советские, по одежде узнать можно! А между тем в соседнем зале ресторана — там, знаешь, два зала ресторанных, в одном я сидел, а второй в глубине, как бы банкетный — так вот, в этом втором зале, я вижу, официанты ужин накрывают эдак человек на шестьдесят. Ну ясное дело, для советских туристов. И представляешь — тут я вижу свою Галю! Идет из автобуса и украдкой по сторонам поглядывает. Прошла в отель. Я сижу, не двигаюсь. А у самого сердце так и колотит, так и колотит! Минут через десять потянулись они ужинать. Я сижу, газетой прикрылся. Меня же в Брянске каждая собака знает. Любой из этих туристов мог меня узнать и стукнуть руководителю делегации… И вот вижу: Галя входит с какими-то девчонками со своей ткацкой фабрики. Увидела меня, мы на миг глазами встретились, и она тут же глаза опустила и вместе со всеми — прямиком в соседний зал. А я снова сижу, курю — нервы, сам понимаешь, чечетку пляшут. Тут подходит официант, финн, не мой официант, а из того зала, соседнего, но идет прямо ко мне и говорит на чистом русском языке: