Михаил Попов - Паническая атака

Чувствуя, что губы мне не вполне подчиняются, я все же прошептал:

— Там еще крыло помятое. Правое.

— И рядом женщина курила? — зевнул снова старлей, уходя в свое Зазеркалье.

— Позвоните моей жене!

— Не могу, дорогой, я не знаю — жене профессора или жене доктора надо звонить.

Мужчина рванул белый шарф на груди:

— Не сметь мне тыкать!

Офицер резко к нему обернулся:

— A-а, вот ты и проговорился. Ты хочешь, чтобы я обращался к тебе на «вы», — значит, вас двое.

— Не-ет! — не на сто процентов уверенно протянул белый шарф.

— Ты считаешь, что вас двое, и после этого будешь утверждать, что не пьян.

Произнося «двое», милиционер посмотрел в мою сторону. Каким-то образом, из того факта, что какой-то отдельно взятый профессор-доктор хватил сегодня лишку, он считал себя вправе не заниматься моим делом.

— Но собака может быть бешеная… — прошептал я одними губами.

— Во-от где настоящее бешенство, — поучающе сказал он, указывая кивком на плененного скандалиста, который сделал попытку вырваться из тисков «задержавшей» его власти, но сумел лишь наклониться резко вперед, отчего конец выбившегося шарфа упал на пол.

Я обреченно вышел вон.

Итак, в среднем нужен месяц, чтобы невидимая зараза добралась от раны до головы, где и произойдет бактериологический взрыв, который превратит меня в безумное и нестерпимо мучающееся животное. Чем ближе место укуса к голове, тем меньшее количество дней понадобится заразе на дорогу. Счастливее всех те, кто укушен в пятку. Я измерил «сантиметром» мамы-покойницы расстояние от пятки до укуса и прикинул к общему своему росту — выходило, что в моем распоряжении 21 день. Нет! 21 минус 14, то есть всего семь. Это мгновенное вычитание произвело в душе мучительное и мощное движение, которое трудно обозначить каким-то одним словом. Я и ужаснулся краткости отпущенного срока, и обрадовался тому, что ожидание исхода будет не трехнедельным, а в три раза меньше.

Я собрал остатки спокойствия и позвонил Саше Белаю. Почему-то мне казалось, что с ним делиться своим необычным страхом как-то легче. Наигранно-веселым голосом обрисовал ему ситуацию. Он сказал, что собирался мне отдать на днях должок, так что, если я не против, он подъедет и отдаст его мне прямо сейчас.

Надо ли говорить, как я был ему благодарен.

Ожидая, переоделся.

Выглянул еще раз в окно, хотя было еще рано высматривать Белая, да и стемнело совсем.

Сан Саныч, как я и надеялся, и рассчитывал, не только привез деньги, в которых не было никакой скорой (не исключено, что вообще никакой) нужды, но и подробно выслушал мои трагические песни. Ни движением брови не выказав наплевательского к ним отношения. Боясь, конечно, оскорбить. Деликатность все же великая вещь. Раз шесть, привлекая все новые подробности, я раскладывал перед ним пасьянс своего страха, и чем больше в нем было психологических деталей, тем безусловнее он сходился.

Сан Саныч такой человек, что перед ним можно было не бодриться, не иронизировать насильственно над собой, он слушал без нетерпения (за что я был ему отдельно и специально благодарен), серьезно, осторожно кивал, не спуская с меня внимательных и сочувствующих глаз. Несколько раз попытался мягко и осторожно воззвать к моему рассудку. Сначала исходя из самых общих соображений: «Да, вероятность наверняка ничтожная — доли процента», — потом, пытаясь найти слабые места в самой системе моего самозапугивания: «„Закодированный“ наверняка означает „привитый“». Напрасно старался, я уже был к его приезду во всем пессимистическом всеоружии. Робкие сомнения товарища в неотвратимости моей скорой и жуткой гибели я расплющивал глыбами своих черных аргументов.

Тогда он зашел совершенно с другого направления. Осторожно, без малейшего нажима сказал, что в моем положении неплохо бы зайти в церковь. Просто так, свечку маленькую поставить, не обязательно сразу же хватать первого попавшегося священника и обнажать перед ним свои душевные нарывы. Просто поставить свечку. Просто постоять.

Я кивнул, но тему не продолжил, и Саша сделал вид, что ничего и не говорил.

В его присутствии было легко и, если так можно выразиться, безопасно. Казалось, что, пока длится этот разговор, ничего страшного случиться не может. Но задерживать занятого и далеко живущего человека неудобно. Никакой кофе не возместит потерянного времени, дружба хороша, пока ее не начал эксплуатировать. Когда я понял, что история и весь набор моих ненормальных эмоций по этому поводу уже собираются выходить на третий круг, я «отпустил» Сан Саныча.