Дон Делилло - Имена

Я увидел Дел у лавчонки с пряностями: она беседовала с опершимся на трость стариком. Белобородый, в вязаной шапочке и свитере поверх халата с черным поясом, он словно излучал покой, и это делало его по-своему прекрасным. У него был мягкий, дремотный взгляд, а лицо, похожее на лик самой пустыни, точно хранило память о веках тишины и света. Мне пришло в голову, что она, возможно, говорит ему сейчас нечто подобное. Конечно, я едва знал ее, но, как мне подумалось, это было бы вполне в ее духе. Подойти к старику на улице и сказать, что ей понравилось его лицо.

Она увидела меня и двинулась в мою сторону, обогнув по дороге группу, предводитель которой нес флаг с изображением буквы «сигма». Солнечные очки Дел были подняты на лоб, она чистила зеленый апельсин. В ее повадке сквозил некий уличный шик, дерзкое обаяние. Она брела, подволакивая ноги, как угрюмый неуклюжий мальчишка по школьному коридору. До сих пор я не замечал, как она красива. У нее было равнодушное лицо с правильными чертами, пренебрежительный взгляд, капризно вычерченный рот. Она дала мне дольку апельсина и села рядом.

— Не думаю, что он меня понял.

— Что вы ему сказали?

— Как здорово он выглядит — залюбуешься. Чудесные глаза. Вот что я потом помню. Лица. Даже этих тупых амбалов в Турции. Лица бывают поразительные. Надолго мы сюда приехали?

— Я отбываю утром. После полудня у меня рейс из Аммана. Как вы с Фрэнком, не знаю. Гляньте, надолго ли выданы разрешения.

— Зачем мы здесь?

— Я ради любопытства. Вы ищете одного армянина.

— Мне нравится ваш пиджак. Он с характером.

— Когда-то это был твид.

— Обожаю старые вещи.

— Его разъела эрозия. Хотите — возьмите.

— Слишком велик, спасибо. Фрэнк говорит, вы одинокий.

— Мы с Фрэнком не всегда понимаем друг друга. Наша дружба существовала в основном благодаря Кэтрин. Даже когда мы встречались вдвоем, разговор шел о Кэтрин, она была связующим звеном.

— Вам не с кем переспать в Афинах?

— У меня чересчур интеллигентный вид. Женщины думают, что мне хочется водить их по музеям.

— Терпеть не могу музеи. За мной там вечно увязываются разные хмыри. Что в этих местах такого особенного? Как ни оглянусь, обязательно кто-нибудь на меня пялится.

— Я люблю Фрэнка. Дело не в том, что я его не люблю. Но по-настоящему мы с ним больше не живем в одном мире. Раньше жили, и я люблю те времена. Нам еще не было тридцати, и мы узнавали много важного. Но по сути все наши отношения держались на Кэтрин.

Я ждал, что Дел спросит, спал ли он с Кэтрин. У нее была манера как бы смотреть сквозь реплики собеседника, дожидаясь, пока он закончит, чтобы сразу перейти к тому, что казалось ей главным. Ее голос не совсем гармонировал с отрешенным лицом. В нем слышалась нотка легкого недовольства, раздражение поднятого спозаранку человека. Мы посмотрели друг на друга. Вместо того, что я ожидал услышать, она спросила о ленче.

Позже мы ждали Вольтерру под мелким дождиком. Мужчины совершали омовения в фонтане перед аль-Аксой [19] Аль-Акса — мечеть в Иерусалиме. , выстраивались босиком у кранов. Мужчины раскачивались у Стены — длинные ряды кладки, известковый кирпич с кривыми щербинами и ровно высеченными краями, из трещин пробивается буйная растительность. Мы стояли рядом с оградой, которую украшали стилизованные канделябры. Наконец он появился в куртке с поднятым воротником, поманил Дел в сторонку и они быстро, недовольно о чем-то переговорили. Кажется, он хотел, чтобы она пошла к Стене, на место, предназначенное для женщин. Она отвернулась, засунув руки глубоко в карманы нейлоновой парки.

По дороге обратно в гостиницу он сказал мне, что разыскал Возданика.

Когда стемнело, мы отправились в ресторан у Яффских ворот. Фрэнк не объяснил, почему Дел не пошла с нами. Стоял туман, было зябко, и мы долго искали нужное место.

Вошел Возданик — низкорослый смуглый человечек в мягкой шляпе, которая была ему мала. Снял ее и плащ, предложил нам сигареты, сказал, что фаршированный голубь — здешнее фирменное блюдо. Его голос был серьезен, мелодичен — вежливее всего он звучал, когда Возданик приветствовал людей, проходящих мимо нашего стола. Мы пили арак и задавали ему вопросы.

Он говорил на семи языках. Его отец ребенком пересек Сирийскую пустыню — вынужденный поход, турки, 1916 год. Брат поставлял материалы для дорожного строительства в Бейруте. Он рассказал нам историю своей жизни как нечто само собой разумеющееся. Видимо, полагал, что мы этого ожидали.