Джулия Стюарт - Сват из Перигора

Стремительно проскочив перегон реальности, Пьер-Альбер Робер прибыл на неизбежную промежуточную остановку любого брака под именем «разочарование». Однако в отличие от большинства, кто, как правило, сходил на станции «неизбежность», разносчик-мясник ехал дальше так долго, что потерял всякое чувство ориентации. Сам не понимая как, он вдруг оказывался в обнаженных объятиях своих клиенток, которые моментально узнавали горький вкус разочарования на его языке. Но они не жаловались, ибо были счастливы от одной лишь мысли о том, что на восемь минут сорок три секунды он предпочел их самой Лизетт Робер, и благодарны за gigot [11] Задняя ножка (фр.). барашка, которую мясник оставлял на кухонном столе, пытаясь облегчить чувство вины, пока дама застегивала юбку.

Что ж до супруги, то она ничего не подозревала, ее лишь озадачивало, что барыши мужа вдруг резко упали. Но ей и в голову не приходило выспрашивать его о причинах. Походы налево продолжались и в период первой ее беременности, и в дни обоюдной скорби, когда их сынишка умер при родах. Не прекратились они и когда Лизетт забеременела вторично, и в дни радости, когда их второй ребенок родился живым и здоровым. Они продолжались до тех пор, пока малыша не принесли из роддома. Именно тогда одна из «особых» клиенток Пьера-Альбера Робера решила, что в жизни Лизетт как-то чересчур много счастья, и незаметно подложила свой чулок в карман мясника.

Однако интриганка явно переоценила участие соперницы в домашнем хозяйстве, и первым на чулок наткнулся Пьер-Альбер Робер. Он сразу узнал его и, потребовав от владелицы объяснений, понял, что имеет дело с человеком, который не остановится ни перед чем, лишь бы разрушить его жизнь. Страшась встретиться взглядом с женой, ежели та уже знает правду, он отправился в бар «Сен-Жюс», дабы обдумать, что делать дальше. Когда выпивка уже не лезла в глотку, мясник сел за руль и помчался к дому той самой клиентки, надеясь уговорить ее сохранить тайну. Его фургон нашли на следующее утро, на машину наткнулся Жильбер Дюбиссон, разносивший почту. Пожарным понадобилось более сорока минут, чтобы вытащить фургон из канавы. А на то, чтобы заключить, что шея мясника сломана в двух местах, хватило гораздо меньше времени — даже меньше, чем требовалось Пьеру-Альберу Роберу на его любовные утехи.

Смерть супруга избавила Лизетт Робер от мучительной правды, и она предала тело мужа земле с естественной болью безутешной вдовы. Минуло, однако, не слишком много времени, и соболезнующие вновь превратились в ухажеров, а Лизетт Робер вернулась к тому, с чего начала.

…Сваха смотрел на вдову.

— Лизетт, — начал он, — да в тебе просто изобилие чар, о которых ты даже не знаешь, — и от этого они становятся лишь сильнее. То, что ты пользуешься невероятным спросом, меня лично совершенно не удивляет.

— И кто же он?

— Боюсь, конфиденциальность моих клиентов не позволяет мне назвать его имя.

— Но я знаю его? — спросила повитуха, подталкивая «Кабеку» еще ближе.

— Прости, но и эту информацию я разглашать не вправе.

— Ну хоть что он за человек?

— Это вполне платежеспособный холостяк, обожающий природу и свежий воздух, со своим собственным транспортом.

— А мне он понравится?

— Любовь — вещь непредсказуемая, — философски заметил Гийом.

— А что, если я ему не понравлюсь?

— Лизетт, поверь, ты ему очень нравишься, именно поэтому он и попросил, чтобы я представил его тебе.

Раздумывая над предложением свахи, повитуха лизнула палец, потыкала им в крошки на тарелке и тщательно обсосала.

— Почему бы и нет? — ответила она.

Вскоре Гийом встал, поцеловал Лизетт Робер в обе щеки и благополучно откланялся. По пути домой он приветственно помахал Модест Симон, которая как раз подвязывала свои белые шток-розы голубой тесьмой. Бедняжка так и не произнесла ни слова с момента трагического исчезновения Патриса Бодэна, костлявого вегетарианца-аптекаря.

Гийом был благодарен судьбе за то, что из всех возможных односельчан столкнулся именно с ней, ибо времени на болтовню у него не было совсем. Причиной столь необычной спешки стало внезапное появление головы Стефана Жолли из-за двери «Грез сердца» — за день до того. Сваху встревожил даже не сам вид булочника, ибо тот регулярно заскакивал поболтать, причем нередко с остатками поглощенного впопыхах киша, что покоились под склоном его груди, точно камнепад, который, к немалому раздражению свахи, как правило, низвергался на пол и тут же затаптывался парой испачканных мукой башмаков. В замешательство Гийома Ладусета привело нечто совсем иное: предложение Стефана Жолли съездить на рыбалку ближайшим утром.