Ярослав Астахов - Крушение лабиринта

Обнажена поверхность огромного каменного шарнира, державшего изваяние, и она мерцает, отполированная до блеска. И узенькие ступени вырезаны по ней, симметричные, с двух сторон.

В проеме арки являются, по двое, закутанные в багряное – и расходятся, синхронно спускаясь в камеру по ступеням.

На лицах алые маски. Движения уверенны и точны, несмотря на то, что прорезей для глаз нет.

В безмолвии обтекают они поникшую рогатую голову. Потрескивают в руках факелы. Вот кто-то вздергивает мальчика на ноги, и его ведут, и понуждают его подняться по тем ступеням.

Его куда-то влекут, поддерживая слегка под руки… перед ним открывается нескончаемый коридор.

Тяжелая голова становится позади на место, почти бесшумно. И отсекает свет утра… туннель однообразен и прям. Танцует от многочисленных сквозняков огонь, который несут идущие. Плывет однообразно по сторонам камень шершавых стен.

Ось коридора пряма – и при этом его ширина проема меняется с каждым шагом, волнообразно и регулярно. И это создает впечатление, будто пространство вокруг пульсирует, будто бы стены туннеля – дышат.

И возникают по сторонам иногда тяжелые гнезда тьмы. И невозможно понять, что это: какой-то подземный ход или, хоть и глубокая, но все же слепая ниша.

Не ВЕЧЕН ли это путь? И не он ли, один лишь он был всегда, а прочее – сны в пути?

Но появляется вдали свет. Слабый, и однако он спокойный и белый. Наверное, это цель. Багряное мерцание растворяется и смолкает пред стрельчатым высоким проемом, перед сиянием утра.

Они проходят… подобного великолепия мальчик еще никогда не видел! Просторный солнечный зал, и его округлые стены облицованы мрамором и равномерно суживаются все кверху. Тем самым образуя пространство конуса, соразмерного и высокого. В огромном этом зале ни одного окна – и однако чистый, прохладный воздух. И яркий свет, и на полированные плиты лег всюду ровный, сияющий мягко отблеск.

Массивный, темного металла широкий диск виднеется посреди. Он словно бы парит в воздухе, средь матового сияния… и далеко не сразу глаза, осваиваясь с переменою освещения, замечают цепь, на которой подвешен диск. Ее крученые звенья уходят вверх, и они теряются в опрокинутой короне лучей на вершине конуса.

Сей диск имеет вогнутую поверхность, и она идеальным образом отшлифована.

Как будто бы огромная линза обращена к мальчику, которого ввели в зал.

Никто его не удерживает и однако – он замер. Он словно оцепенел и не в силах оторваться от неожиданно представшего ему зрелища: своего собственного отражения, слегка уменьшенного и перевернутого. Но неправдоподобно четкого, будто перед глазами у него круглое окно – и видит он за ним самого себя, подвешенного головой вниз.

Высокий и грозный, в белом, – вдруг появляется из-за диска.

Подходит и становится перед мальчиком. И серые внимательные глаза изучают, вдумчиво и неспешно, поднявшееся к ним бледное и осунувшееся лицо.

– Известно ли тебе, – говорит высокий, – что именно полагается осмелившемуся смотреть на Игру богов?

– Смерть, – отвечает мальчик.

И слово, произнесенное им, бесцветно. Так выговаривается непонятный звук чуждого языка. Или – что было сказано бессчетное число раз до этого ранее.

– Хватило ли тебе ночи, чтобы проститься с жизнью?

Ответа нет. Запавшие глаза, вроде бы, устремлены на высокого, но в них осталась лишь пустота. Они смотрят сквозь.

Спросивший отступает назад. И, оказавшись вплотную к диску, выпрастывает руку из-под просторного облачения. В ней толстый металлический стержень, длиною в локоть. Отблескивающий так же, как диск.

По-видимому, извлеченье жезла служит сигналом. Багровые плащи подхватывают мальчика крепко под руки с двух сторон и влекут вперед. Он даже не обращает лицо в сторону какого-либо из них, как будто и не почувствовав. Его подводят к самому диску. И собственные глаза мальчика, опрокинутые, оказываются перед его глазами.

Высокий медленно и почти торжественно взносит жезл… и ударяет в металл, в край диска.

От этого удара зеркало не смещается, хотя оно свободно подвешено на цепи. Оно как впаяно в воздух… Но перевернутое изображение окружающего вдруг исчезает в нем, пройдя рябью.

Зрачки глаз мальчика, ожидавшего пустоты, взрыва небытия – сужаются: синева неба, глубокая, исполненная непобедимого солнечного огня разверзлась вдруг перед ним… игривый утренний бриз гонит под ясной лазурью легкие, пенящиеся волны. Вздымая брызги, вал разбивается о скалу, подобную одинокой башне, вздыбленную отвесно вверх.