Ярослав Астахов - Крушение лабиринта

Царю не хватает воздуха. Он сдергивает с головы маску, золотой шлем, расщелкнув его застежки. Покрытые запекшейся кровью впадины по местам глаз являются взору Тессия. И отбивают яростный взгляд молодого бога. Не словно встречный клинок – такое бы могли сделать только глаза живые – но словно щит.

– Люди – лишь тупая толпа, – продолжает царь. – Поэтому приходится иногда совать им под нос обгорелый труп. И только вот тогда они падают на колени и начинают шептать: «Ах, вы защитите нас, боги, чтобы такого с нами никогда больше не было!» Но, ты думаешь, это благолепие продолжалось бы вечно, если бы мы действительно защищали их от всего всегда? Нет, мальчик… забывается запах жареного – и человеческие сердца начинают выстукивать глумливый вопрос: «А что, собственно, поделывают Эти-Там-Наверху? Охраняют нас? Да от какой же такой опасности? Мы тут живем тихо-мирно. На старом добром благословенном Острове. Не ведая никаких напастей от века в век… Что? Жестокие враги на далеких подступах? А это, может быть, наши боги их сами выдумали. Чтобы получать и славу, и почести великих защитников. И вот кстати, – добавят люди еще, – а в чем это они там всё упражняются? В каких-таких созерцаниях-чудесах? Да нет никаких чудес! Они там просто бездельничают»…

– Вот так бы они рассуждали, Тессий, – произносит уже несколько более спокойно царь, надевая маску. – Дай только им пожить в безоблачном раю, и они сразу же захотят приложить ко всем одну мерку. И… ежели преуспеют – никто уже никогда не родится богом!

Какое-то время Тессий не в состоянии даже просто осмыслить, что именно сказал ему царь. Затем… затем уже ему становится тяжело дышать и взор Тессия вспыхивает безумием!

– Значит, – чуть только не рычит бог, делая к Таурию напряженный шаг, – ты все рассчитал заранее? Ты запланировал смерть моего отца?! Ты хладнокровно его принес в жертву государственным интересам?…или – лучше будет сказать – интересам того порядка, при котором жертвы приносят нам? Так умри!

И руки Тессия сами собой подхватывают болтающийся в волнах заостренный обломок. Осколок весла, наверное. И вскидываются над головой… и Тессий бросается на царя, поднимая фонтаном брызги.

Таурий наблюдает приближение нападающего спокойно, не двигаясь со своего места. Хотя это случайное оружие в руках разъяренного бога вполне способно причинить смерть.

До Таурия остается лишь несколько шагов… и Тессий вдруг замирает и складывается напополам – так, как если бы он внезапно получил сильный удар в живот.

И валится Тессий на бок в откатывающуюся волну. Обломок весла вонзается в песок у ног Таурия.

Царь даже не шелохнулся, пока происходило все это.

– Я мог бы утопить тебя здесь, – произносит он. Негромко, совершенно без гнева. – Но этого я не сделаю, потому что бога в тебе поболее, все-таки, нежели человека. А это значит – ты нужен Острову. Возможно, ты заменишь ему стратега… когда-нибудь. Конечно, если ты сумеешь направить верно этакую вот прыть, которую показал сейчас.

– Итак, – продолжает царь, – ты желаешь меня убить? Ну что же, тебе потребуется для этого овладеть Искусством. И – очень хорошо овладеть, бог Тессий!… Пока же ты передо мной червь, и недостоин желаемого тобой смертельного поединка.

– Знаю…

И боль, и кружащие теченья прибрежных волн мешают подняться на ноги. И Тессий смотрит на царя снизу вверх, барахтаясь. И он хрипит в потерянной и бессильной ярости:

– …знаю, чего ты хочешь! Ведь овладевший Искусством обретает покой. Пустыми звуками делаются для такого слова: ненависть, жажда мести… То есть: не обладая Искусством я не смогу отомстить тебе, овладев же – не захочу. Так, Таурий?

– Но вот я клянусь тебе! – восклицает Тессий, поднявшись, наконец, в рост. – Клянусь не иметь покоя, покуда не увижу на своих руках – твоей крови! Произношу эту клятву – и будь мне, мертвый отец, свидетель!

Сказав, бог поворачивается и идет прочь, не оглядываясь, вдоль ярящейся полосы пены…

– И снова ты поспешил, – произносит царь, тихо, словно бы самому себе. – Ты связываешь себя клятвой, но и на этот раз – тывсего не знаешь.

Вздрагивает огонь факела, высвечивая неровный свод, уходящий вниз. Медленно, придерживаясь рукой о стену, спускается по ступеням Сандрий. Он следует по извилистому и долгому нисходящему коридору… покуда тот не обрывается входом в зал, несоразмерно огромный.