Ярослав Астахов - Крушение лабиринта

Царь оглядывается.

Так резко, что магический диск, вдруг выпущенный им из рук, закручивается и начинает раскачиваться, как маятник, на удерживающей его цепи. И бьющий из него луч мечется по пещере.

И боги замерли в ужасе. Когда отраженный стенами свет падает на лицо царя, видно: у него нет более глаз! Они разорвались, вытекли от неимоверного напряжения. На их месте – уродливые кровоточащие кратеры.

– Кем – мы будем наказаны?! – хрипит Таурий, шатаясь на едва держащих его ногах. – Счастье твое, отступник, что я не могу тебя видеть! Я бы научил тебя помнить: мы - Первые и Последние! И не существует никого, кто мог бы нас наказать. И Остров наш стоит тем, что знаем: во всей Вселенной… нет… никого выше нас… богов!

И с этими словами царь падает, вконец обессиленный.

И тело его распластывается рядом с мертвым стратегом.

Подходят и становятся на колени подданные. И нерешительно прикасаются… и тогда вспыхивает, произнесенное неизвестно кем, посреди шорохов соприкасающихся одежд:

– Горе нам! Царь ослеп.

Швыряет о берег доски, мелкую щепу – обломки боевых кораблей микайнов. Между прибрежными камнями попал, ворочается осколок мачты, продолговатая головня.

За полосою пены труп воина, высокая волна выбросила его на берег. И падают за добычей чайки. Мечется гортанное эхо криков средь лабиринта скал.

Тессий неподвижно стоит по колено в волнах. Сжимаются его кулаки… его пылающий взор, словно разъяренный зверь, бросается к белесому горизонту.

Я бы еще простил вам убийство друга. Боги не осуждают кровь, пролитую на войне. Но мерзкая и глумливая расправа… за нее вы должны были ответить… все! Но Таурий отпустил большинство из вас. А я… я смотрел, как они убираются невредимыми, палачи отца! «Убийца собственного отца» предсказал мне Сандрий, видящий будущее. Он оказался прав! Немногим лучше убийцы сын, который не отомстил…

В ладони Тессия сжата золотая пластинка. Покрытый копотью, обросший пепельной бахромой знак декана. Рука у бога дрожит, и по его лицу текут слезы…

Внезапно – след, как будто от удара хлыста, является на его лице.

Багровая полоса пересекла наискось лоб и щеку, медленно разбухает…

И вроде бы некому было нанести богу этот удар: вокруг него только волны.

– Боги не должны плакать.

Тессий узнает голос.

Он оборачивается.

Он видит, на берегу, над обгорелым вражеским трупом, возвышается царь.

Мгновение назад его не было! Пустынный берег просматривается далеко в обе стороны. Все скальные уступы отвесны… как он успел?

– Не следует богам плакать, – повторяет вновь Таурий. Слова царя звучат глухо, потому что на лице его золотая маска. Переменилась и его манера говорить. Он будто бы терзаем болезнью или же каким-то видением неотступным и не желает показать это.

– Я потерял зрение, – продолжает царь. – Я не умею видеть теперь иначе, как только занимая силу глаз Великого Тура. Я только что потерял моего… последнее, что я видел собственными глазами, так это – как пал стратег. Лучший, может быть, из богов… И тем не менее я не плачу!

– Зачем ты не наказал убийц?! – кричит Тессий, сделав непроизвольно шаг по направлению к берегу. – Зачем попустил расправу… почему мы не пришли раньше, царь?!

Обрушиваются на берег волны. Вращают головню, когда-то бывшую мачтой… и вот она разламывается надвое, застрявшая меж камней.

– Ты понял бы это сам, – громко и отчужденно звучит, растрачиваясь на пустое и ветреное пространство, глас Таурия. – Ты постигал бы многое, Тессий, если бы спокойно думал вместо того, чтобы растравлять сердце…

Кому ты проповедуешь это? Мне – или самому себе?

– Мы боги, – продолжает, помолчав, Таурий. И Тессий видит его тяжелую золотую маску вполоборота: царь смотрит куда-то в сторону. – Нам поклоняются люди… благословенный род. Они особенный род, конечно, и все-таки они – только люди. А память у людей коротка. И требуется время от времени им наглядно показывать, что бы ожидало их всех – всех, Тессий! – когда бы не защита богов.

– Ты молодой еще бог, – произносит царь, становясь ногою на труп и вряд ли заметив это, – и потому ты можешь воображать, будто бы они почитают нас… руководствуясь абстрактными соображениями. Наивно, Тессий! Они и поклоняются нам, и соблюдают законы, и чтят обычаи – только лишь потому, что их ленивая память получает время от времени как бы удар хлыста. Ты этого не знал? Значит – ты все еще не знаешь людей. Впрочем, едва ли ты и можешь их знать – потому что сам еще человек недавний!