После прочтения коротковских текстов не остается, пожалуй, никакого особенного послевкусия. Но образ времени — ненастоящего, мучительно тоскующего по тому, чтобы стать настоящим, — есть. Попса, она ведь тоже зеркало души. «Подвиг» — так и вовсе хорошая книга, некоторые эпизоды сделали бы честь любому писателю-семидесятнику, если б ему разрешили тогда такое написать. Короче, я за то, чтобы писать про жизнь и интересно.
— 3
Вуди Аллен. Записки городского невротика. СПб., «Симпозиум», 2002, 350 стр.
Почти любой фильм Вуди Аллена очень хорош в первые десять минут, но чрезвычайно утомителен во все остальное время. Всегда приятен вид человека, для которого нет ничего святого, и потому чтение алленовских пародий в те же первые десять минут доставляет массу удовольствия. В следующие десять минут выясняется, что в комплексах мелкого горожанина, сколь бы сильно он сам себе ни опротивел, нет ничего особенно интересного. При чтении Аллена выясняется поразительная вещь, а именно некий врожденный порок всей американской словесности и кинематографии последних лет двадцати: это необычайно мелкое кино и скучная литература, особенно когда речь идет о масштабных экранных блокбастерах и страшных бумажных триллерах. Черт его знает, куда делся и почему иссяк порыв великих американцев — от Томаса Вулфа до Орсона Уэллса — с нуля создать новую, великую культуру. Возможно, беда еще и в том, что я так люблю южан, а победили северяне. Причем в масштабе, далеко превосходящем отдельно взятую гражданскую войну. Пародии Аллена на Кафку и Кьеркегора ужас как милы, но и они лишь подчеркивают величие оригинала и непобедимую пошлость пародиста. Некоторые реплики в знаменитых алленовских скетчах заставляют предположить, что нам всю жизнь лгали и культовый герой американской интеллигенции живет не в Манхэттене, а на Брайтоне. Иногда мне кажется, что если бы Шендерович чуть меньше внимания уделял текущей политике или хоть рассматривал бы текущий кровавый режим как часть всеобщего ужасного миропорядка, он давно превзошел бы Аллена по множеству параметров — хотя бы потому, что не снимает кино; впрочем, не исключено, что, если бы Аллен чуть меньше внимания уделял своему здоровью и чуть больше — текущей политике, он тоже превзошел бы Шендеровича.
Владимир Спектр. Face Control. М., «Ad Marginem», 2002, 280 стр.
Вероятно, это одна из самых плохих книг, изданных по-русски за последние годы. Правда, как заметил Лев Пирогов, тут и самый плохизм работает на идею, ибо «Ad Marginem», судя по всему, затеял целую галерею автопортретов в исполнении типичных представителей современной российской молодежи. Спектр (наверняка псевдоним) у нас представляет клубную публику. Герой работает в рекламном бизнесе, нюхает кокс, изменяет жене с роковой бледной клубной девочкой, которая тоже замужем, и при описании малейших движений своей души не забывает упомянуть о том, как он был в данную секунду одет (все лейблы даны латиницей, типа как большой).
Герой — классический лишний человек. Страдает он ужасно. Он ненавидит пролетарское быдло, окружающее его дома, и бандитское быдло, окружающее его в клубах. В чем тогда его отличие от героя занесенной мною в плюсик «[Голово]ломки»? В том, что сам он от этого быдла ничем не отличается. Более того, он является классическим, стопроцентным жлобом, оценивающим прежде всего стоимость костюма своего визави. Изъясняется он слогом, более всего напоминающим монологи Присыпкина. Быдло дорвалось до сливок культуры и цивилизации, посещает Прагу и побережье Красного моря, водит дорогие машины и усиливается любить. «Подумав об этом, по моим щекам потекли слезы», — каков Кирджали! Попутно герой не устает ругать Отечество за то, что оно такое холодное и грубое. Честно говоря, я мог бы многое простить этому персонажу, возьмись он, подобно Вадиму Аплетаеву из той же «[Голово]ломки», за пистолет, хотя бы и виртуальный. Но вы, вероятно, и так догадались, за какой единственный предмет он способен схватиться. Иногда по ходу чтения я принимался надеяться: уж не пародия ли он? Ну нельзя всерьез писать такие вещи! Вдруг Владимир Спектр и Владимир Козлов (см. ниже) одно и то же лицо, попросту нанятое писать про все социальные группы подряд? Вообще не похоже. Потому что, если это выдумка, стилистическое упражнение, — перед нами серьезный писатель. Может, Сорокин? В конце концов, стилизаторство — его конек, да и имя совпадает.
Владимир Козлов. Гопники. М., «Ad Marginem», 2002, 285 стр.
Читать дальше
