Вот об этом — роман, построенный на замечательном знании читательской и писательской психологии. Саморазоблачительный. Чрезвычайно смешной местами (как почти любая западная книга о России). Очень показательный и еще в одном отношении: русский эмигрант, торгующий Родиной, выведен тут крайне малоприятным типом. Нигде не любят русских, даже когда они прозрели и оценили ценности демократии; ну что ты будешь делать…
Гаррос-Евдокимов. [Голово]ломка. СПб., «Лимбус-Пресс», 2002, 270 стр.
Строго говоря, этих юношей двое. Высокого, громогласного и патетического Сашу Гарроса никак не получается отождествить с маленьким, тихим и язвительным Андреем Евдокимовым. С обоими я знаком давно, роман их прочел в рукописи и обрадовался ему еще тогда. После того как Лев Данилкин с почти неприличной пышностью расхвалил «[Голово]ломку», назвав ее лучшим дебютом за последние лет десять (предыдущим лучшим дебютом со времен Гоголя были у него елизаровские «Ногти»), как-то даже и неловко признавать, что книга действительно очень хорошая. Прекрасный стиль. Смешные диалоги. Точные детали. И социальный протест, который я так люблю.
Гаррос и Евдокимов живут и творят в идеальной ситуации: в Латвии, в Риге, служа в русскоязычной прессе. Как бы в чужой стране, в эмиграции, а все-таки не совсем. Родина их — безусловно, русская классическая культура (а вовсе не компьютерные игры и уж тем более не Тарантино), но ведь эта Родина всегда там, где ты. Зато вокруг — чуждый мир, который можно ненавидеть и тем подзаряжаться. Это книга о ненависти к имитации работы, к дикому капитализму, тупым начальничкам с гэбэшно-комсомольским прошлым и проч. Это плевок в харю новым временам. Это чрезвычайно молодое и азартное сочинение о том, как герою надоело терпеть и приноравливаться. Плюс к тому оно замечательно написано, пластично и плотно. Самая легкость всех аппетитно описываемых расправ не должна смущать читателя: нет, это не игра, это, увы, такая реальность. Но зачем же вы все, господа хорошие, так построили эту реальность, что вас можно только убить, а больше ничего сделать нельзя? Ни уговорить, ни сместить, ни переизбрать. Только — чпок. С глубоким удовлетворением и без малейшего сострадания. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы за убедительно-победительной интонацией этого боевика расслышать жалобный визг безнадежно книжного интеллигента; однако, кажется, догадка авторов о том, что на современного Раскольникова не найдется ни одного Порфирия Петровича, не говоря уж о Соне, — совершенно верна.
Хорошая эмоциональная разрядка для всех униженных и оскорбленных как на территории бывшего СССР, так и за ее пределами.
Юрий Коротков. Попса. М., «Пальмира», 2002, 415 стр.
Юрий Коротков, Валерий Тодоровский. Подвиг. М., «Пальмира», 2002, 350 стр. («Российский сюжет»).
Сценарист Юрий Коротков выиграл первый конкурс «Российский сюжет», и вот его книга издана. Попутно опубликован кинороман, написанный вместе с Валерием Тодоровским: помню, как десять лет назад Тодоровский носился с идеей сделать эту дорогую и эффектную картину, — и вижу, что режиссерская его судьба могла быть куда предпочтительней, найдись тогда на нее средства. У меня нет особенных иллюзий относительно коротковской прозы, и у него их нет тоже — не зря книга, включающая четыре повести, носит негордое название «Попса». И тем не менее если суждено российской прозе возродиться — ее выручат сценаристы. Лучшими из них были Луцик и Саморядов (книга их повестей «Праздник саранчи» представляется мне лучшим прозаическим сборником девяностых). Очень хорошо пишет Геннадий Островский. И в восьмидесятых, и в девяностых трудно, но необходимо было читать сухие, жесткие киноповести Миндадзе. В кино есть фабульная напряженность и социальная точность, есть быстрый, репризный диалог и двумя-тремя штрихами обозначенный пейзаж. Любовь обязательно и лучше, чтобы роковая. Хороший писатель либо уходит в кино, как Сорокин, либо приходит оттуда, как Коротков.
«Попса» — это четыре повести с лихим криминальным сюжетом на редком ныне, хорошо прописанном социальном фоне (действие происходит не в клубной тусовке, и не в новорусской среде, и даже не в блатном мире, а в обычной обывательской Москве или маленьком шахтерском поселке). «Подвиг» — история о семидесятниках, о поколении, родившемся накануне гагаринского полета, и о единственной возможности совершить подвиг в душном, замкнутом, страшно напряженном мире позднего СССР (подвигом оказывается теракт, угон самолета). В каждой строчке Короткова чувствуется эротическое напряжение — заряд, полученный из тех времен; слог его нейтрален, но сжат и быстр, текст свободен от лишних подробностей, автор никому ничего не хочет доказать. Он, собственно, пишет не для читателя, а для режиссера. И как хотите, но из всех на моей нынешней полке книг именно эти две мне было интересней всего читать. Просто читать: в поезде ехать и не отрываться, пока не закончу.
Читать дальше
