Марина Эшли - Нюркин князь

Они молчали, обдумывая.

— Ося, — возбужденно поднялся с места Нюркин отец, — а те монеты, ты их не потратил, они до сих пор у тебя?

— Какие монеты? — удивился Юзек.

— Мы когда пиджак твой стирали, монеты нашли. Нюрка обратно зашила, — пояснил отец.

Юзек пожал плечами: не знает он ничего про пиджак. Его собственный разорвался в дороге, а этот сняли с покойника и ему дали.

Нюркин отец вспорол пиджак и извлек на свет Божий две серые монеты. Юзек изумленно глазами захлопал. Старшие мужчины обрадованно засовещались. Дядя Мыкола попробовал на зуб, кивнул довольно, стал жалеть, что нет цыган — разве в Холодной Балке дадут хорошую цену, с ними не поторгуешься.

— Какие торги в такой ситуации, — возмутился Нюркин отец.

— Торги уместны в любой ситуации, — заверил его дядя Мыкола.

Юзек покрутил пиджак в руках. Может, тут еще что есть? Нашел фотографию, посмотрел на надпись и отложил в сторону. Сказал, что монеты литовские, фотография подписана, видимо, тоже по-литовски. А он даже не помнит предыдущего владельца.

Значит, его сердце не занято! Нюрка было обрадовалась, слов нет как, потом опомнилась. Устыдилась.

— Ну, бабы, молитесь, чтоб все удачно прошло, — попрощался дядя Мыкола. — Подсудное же дело.

Спать легли притихшие.

— Дай Бог, чтоб получилось, — сказал отец матери, но Нюрка расслышала: — Столько людей рисковать будут. Ох, полетят головы в случае чего.

Нюрке стало страшно.

Юзек веселым не выглядел. Опять попрощался перед уходом. Нюрка не усидела дома. Не могла смотреть на мать и разговаривать о пустом, зная, что сейчас решается. Пошла к сосне. Прислонилась к стволу. Зажмурилась. Перед глазами всплыл образ Матери и Отрока. Смутный. Лики Нюрка помнила плохо. А слов не было. Больше всего вспоминалась обгоревшая трещина.

Так и нашел ее Юзек, зажмуренную, у дерева.

— Анночка! Анночка!

Она бросилась к нему обрадованно, а он протянул руку, разжал кулак. На ладони лежали две монеты. У Нюрки в глазах потемнело. Не получилось!

Юзек… улыбался.

— Не потшебовалися! Анночка, не потшебовалися!

По его словам, на шахте тайно работала комиссия. Нашли нарушения. Сегодня были аресты. Тот человек, каптерщик, много чего натворил. Все всплыло, в том числе и его махинации с лесом.

— Не обвиняют мне! — сиял Юзек.

Никто его ни в чем не винит!

Нюрка комок в горле проглотила.

— Наши знают?

Юзек кивнул. Он сразу побежал домой, маме и Анночке рассказать. А отец и дядя Мыкола пошли искать купить самогонки. Наверно, уже вернулись.

Юзек откашлялся, волнуясь.

— Анночка, не самый подходящий час говорить об этом.

Он, мол, все понимает. Он может ждать еще сколько угодно, как ждал. Но есть ли у него надежда? Время лечит, он не просит забывать, но может быть… Юзек смутился.

— Ты о чем, Юзек? — Нюрка от его новостей еще в себя не пришла, совсем не поняла, что он хочет сказать.

Она ведь сюда на могилу к своему любимому приходит? Жениху? Цветы носит, стоит часто и грустит. Из-за этой любви и отказывала всем?

— Ты дядечку Степаныча знаешь? У которого голос красивый, но он поет редко? Здесь их первенец похоронен. Я ему цветы ношу, он у меня на глазах родился и на глазах умер.

— Як же так, — Юзек посмотрел на крестик с одной-единственной датой, датой и рождения, и смерти.

Он должен был догадаться, сосчитать, на работе все считает, а тут не додумался. Анночка в том году сама еще ребенком была, какая любовь. Зря он мучился. Или не зря? Юзек погрустнел. Может, у Анночки есть любовь? Он же видит, что ее мысли кем-то заняты. Нет у него надежды.

Нюрка только сейчас поняла, что он ей пытается сказать о своей любви. К ней! Он тоже целый год страдал от неразделенной любви!

— Юзек, ты фотокарточку видел? Из пиджака? Я уверена была, что это твоя невеста, что ты от нее весточку выглядываешь. Что я тебе не нужна, что я напрасно тебя всю жизнь ждала. Тебя одного.

Они посмотрели друг на дружку, начиная верить, что это не сон. Улыбнулись. Потянулись обняться. Нюрка смутилась. Юзек прижал ее к себе. Даже не поцеловал, просто губами до виска дотронулся, носом потерся, ласково прядь выбившуюся ей за ухо поправил. А потом все-таки сжал крепко, нашел ее губы губами и поцеловал.

— Почему же ты мне вчера не сказал?

— Не хотел, чтобы ты ешчо из-за мне страдала, когда мне не станет. Думал, достало чи одной похжебеной милошчи.

— Погребенной любви? У меня? Вот глупый.

— Глупый и есть. А что, правда, всю жизнь ждала?

— Правда. Я тебя не видя полюбила. Уже знала, что это ты. А у тебя как было?