Трудно сказать, нужно ли все это самим бомжам и как бы они сами отреагировали на исполнение их историй и повторение их случайных откровений (хотя, казалось бы, что и от кого им теперь скрывать, когда вся их жизнь — на миру?). Обыкновенных зрителей веселит и трогает жизнерадостная открытость и ощущение их, бомжей, собственной полноценности. И того, который с кавказским акцентом, и той, другой… И того, кто продолжает поддерживать добрые родственные отношения и время от времени ночует в нормальном доме… Как в каком-то анекдоте — как раз про бомжа, который собрался повеситься, зашел в общественный туалет, нашел вдруг на приступочке бычок, потом — недопитую бутылку пива и… раздумал вешаться: «Жизнь-то налаживается!»
Можно сказать, что как раз такой черный юмор, однако не печальный, а жизнеутверждающий, пронизывает это часовое представление. И если бы не легкий матерок, который к концу спектакля «набирает вес», этот спектакль можно было бы рекомендовать для внеклассного просмотра. Или даже в рамках уроков по москвоведению.
Про «Театр. doc» сейчас много спорят, много о нем говорят. Считают даже, что из маленького подвального и почти что внутрицехового драматургического удовольствия может родиться новое срединное театральное направление, будущий мейнстрим (а центровая фигура сегодняшнего столичного театра Евгений Гришковец разве не позволяет рассматривать свои труды как «документальные спектакли»?). Сейчас, мне кажется, главное его достоинство заключается в том, что он выступает катализатором процесса. «Черное молоко» Василия Сигарева вышло сразу в двух московских театрах; во МХАТе имени Чехова Кирилл Серебренников выпустил «Терроризм» уральских драматургов братьев Пресняковых; пьесу «Облом off» Михаила Угарова, которая уже идет в Центре Казанцева и Рощина, теперь поставили в Театре имени Рубена Симонова, а будут ставить опять же и в чеховском МХАТе… И потому скромная, мало на что претендующая активность нескольких людей, придумавших занятие, казалось, только для себя, вызвала немалый резонанс и стала интересна многим.
Кинообозрение Натальи Сиривли
ДУРДОМ
Трудно найти режиссера, больше сделавшего для антирекламы своего фильма на родине, чем А. Кончаловский. Уже первые слухи о сюжете «Дома дураков» повергали в тоску. «Дурдом на границе Чечни и Ингушетии, оказавшийся в зоне боевых действий…» — ну явный же перебор! Тема психушки в России вообще относится к разряду сомнительных. Это на Западе с его развитой медицинской и социальной помощью можно снимать кино про счастливых даунов, гениальных шизофреников и очаровательных паралитиков. А у нас в стране участь душевнобольных до такой степени незавидна, что всякий зритель заранее понимает: кроме полной и беспросветной «чернухи», из кино про психов ничего получиться не может. А тут еще и война…
Кроме того, было известно, что в главной роли снялась юная красавица — жена режиссера Ю. Высоцкая. То есть абсолютно благополучная молодая женщина изображает на экране сумасшедшую наряду с настоящими обитателями специнтерната. Сочетание в кадре профессиональных актеров и реальных больных — прием крайне рискованный. А в актерскую гениальность новоявленной звезды мало кто верил.
Затем фильм получил Гран-при на Венецианском фестивале, при том, что отзывы видевших его отечественных критиков были кислыми: мол, фильм плохой, а приз ему дали только за то, что чеченцы там показаны с большим сочувствием, нежели русские.
А когда разразился скандал с выдвижением картины на «Оскара» в обход полюбившейся всем «Кукушки», общественное мнение было уже окончательно против «Дома дураков». Все ждали грандиозного провала. И многие дождались. Хотя после пресс-просмотра реакция критиков была довольно-таки неожиданной. Люди выходили и говорили: «Да, это, конечно, ни в какие ворота не лезет!» — но на лицах была написана радость. Не злорадство, а именно радость, как после детского утренника.
Фильм действительно «не лезет ни в какие ворота» настолько, что «ворота» попросту сносит. Когда после начального титра: «Картина основана на реальных событиях» — на экране появляется поезд, украшенный лампочками, словно в рекламе кока-колы, понимаешь: тебя ждет весьма нетривиальное зрелище. И дальше Кончаловский с безоглядной отвагой отметает в своей картине все нормы приличия, вкуса и ползучего реализма. Унылый быт пациентов дурдома он скрашивает зажигательными политическими скетчами в исполнении М. Полицеймако, которая играет свихнувшуюся пламенную демократку Викторию (явная карикатура на В. Новодворскую). Утреннюю очередь в сортир выстраивает из натуральных увечных и персонажей-клоунов вроде Гоги (Г. Овакимьян) — жгучего педика-армянина в сетчатой маечке, с голым пупком. Даже самый элементарный бытовой проход по коридору Кончаловский снимает так, что в кадре мы видим тетку с болезненно распухшими ногами-колодами и идущую следом Жанну — Ю. Высоцкую, которая нарочито косолапит, выворачивая свои идеально стройные ножки. Молодая красотка изо всех сил шепелявит, кривит ноги, беспрестанно теребит подол и похожа на больную примерно так же, как Любовь Орлова — на домработницу в фильме «Веселые ребята». Она даже внешне напоминает звезду советского кино, особенно в дурацком гриме с накрашенными щеками и торчащими из-под шляпы косичками. Качество копии не так уж важно, важен прием — эксцентрическое использование внешности неотразимой блондинки. И этот прием работает, задавая необходимую меру условности: «как в кино».
Читать дальше
