Ср.: «<���…> мое отношение к порнографии крайне положительное. Мне кажется, что это прекрасная вещь, и я не хотел бы встречаться с глупцами, которые считают по-другому. <���…> Мало есть вещей в жизни, которые: а) дают человеку такое удовлетворение, б) вызывают настоящие столкновения мнений, что тоже прекрасно, и в) имеют непосредственное отношение к природе кино…» — говорит кинокритик и режиссер Михаил Брашинский в беседе с Ольгой Шумяцкой («Время MN», 2003, 5 февраля ).
Ср.: «Порнография <���…> представляет собой своего рода пародию на общество потребления. Она проявляет себя не как случайная непристойность, а как индустрия, как способ извлечения прибыли из того, что потреблению противостоит, — из желания. Это — индустрия непотребимого. Или, говоря словами Бодрияра, чистый символический обмен вне всякого воображаемого порядка», — пишет Олег Аронсон («Истина порнографии» — «Критическая масса», 2002, № 1 ).
Вячеслав Гудков. Заметки о лженауках и их сторонниках. — «Наука и жизнь», 2002, № 12
«<���…> о существовании некоторого стандартного набора агрессивных антинаучных высказываний, часть из которого представлена ниже».
См. также: Владимир Губайловский, «Строгая проза науки» — «Новый мир», 2002, № 12.
Лев Гурский. А вы — не проект? — «Нева», 2002, № 11.
«<���…> газету „Завтра“ можно не читать, на лимонно-ампиловские тусовки не ходить, папу Зю по ящичку не слушать, а их суждения все равно просочатся к вам — со страниц беллетристики».
Олег Дарк. Оставшиеся живыми. — «Русский Журнал», 2003, 28 января
«Я вдруг заметил, что мои положительные реакции на произведения современной русской литературы вызывают только авторы-евреи, или гомосексуалисты, или женщины…»
«Еврея, гомосексуалиста или женщину объединяет то, что они существуют в чужом, не вполне для них оборудованном мире. <���…> Это сознание своей ущербности благоприятно для занятий современной русской литературой».
«В современной русской литературе как профессии есть что-то настолько стыдное и несерьезное, что занятия ею впору скрывать. <���…> Все это приводит к специфическому комплексу неполноценности у профессионально занимающихся литературой русских мужчин».
Михаил Денисов, Виктор Милитарев. Русскоязычная фантастика как теневой духовный лидер. — «Русский Журнал», 2003, 12 февраля
«<���…> в русскоязычной фантастике сложился некий „средний“ стиль, которым пишут 90 процентов авторов. И это не недостаток, не обезличивание, а скорее достоинство в свете задач фантастики <���…>».
«<���…> фантастика пришла на смену и традиционной, и авангардной прозе».
«<���…> фантастика открыто показывает, что является отраслью человеческого духа, в литературной форме трактующей вопросы метафизики и теории познания, философской антропологии и внеконфессиональной теологии, политической и моральной философии».
«<���…> последние 15 лет русскоязычными авторами написаны сотни без преувеличения выдающихся произведений <���…>».
«Детектив напоминает нам, что почем». Беседа Елены Рабинович и Аркадия Блюмбаума. — «Критическая масса», 2002, № 1
«А. Б. Может быть, в детективе самое фрустрирующее для читателя — это развязка? <���…> Развязка превращает страшную тайну в страшную банальность. Я думаю, что идеальный читатель детектива хотел бы, чтобы детективный роман отчасти напоминал „Замок“, когда финальное разрешение все время откладывается, а роман к тому же еще и не закончен.
Е. Р. Если бы так было, именно такие детективы и писались бы».
Александр Дугин. Смерти веселый смех. — «ОМ», 2002, № 68, ноябрь
«[Терминальная медицина — ] очень странная сфера, где мы ускользаем от одержимости других врачебных зон — починить человеко-механизм во что бы то ни стало. Или сымитировать по меньшей мере процесс. <���…> Я давно не видел таких интересных взглядов, как у пациентов и сотрудников хосписа. В центре их внимания — именно то, что должно быть в центре нашего общего внимания. Они обслуживают „уход“, „переход“, „терминус“, „границу“…»
Александр Дугин. Да, смерть Наташи Медведевой (типа некролог). — «Русский Журнал», 2003, 5 февраля
«Во многом ее сделал, конечно, Лимонов. Он обобщил и отчеканил ее собственную пустоту, облек ее в те формы, которые освоил сам. Но и получив форму от Лимонова, она продолжала нестись — ее продолжало нести. <���…> Ее жизнь ничего не доказала и никого ничему не научила. Она явно была, но что это значит, едва ли кто-то может сказать…»
Читать дальше
